Наши за границей. Николай Лейкин
отыскивать, ежели поезд больше двух минут на станции не стоит! Только выскочишь, a поезд уж и опять в путь… К тому же теперь вечер, a не день. Где тут отыскивать?
Какой-то немец в войлочной шапке, сидевший с ними в купе, видя их беспокойство, спросил их что-то по-немецки, но они не поняли и только вытаращили глаза. Немец повторил вопрос и прибавил слово «Гамбург».
– Постой… Мы даже, кажется, не в тот поезд сели. Немец что-то про Гамбург толкует, – испуганно проговорила Глафира Семёновна, обращаясь к мужу.
– Да что ты… Вот уха-то! Спроси же его, – куда мы едем. Ведь можешь же ты хоть про это-то спросить?! Ведь ты всё-таки чему же-нибудь училась в пансионе.
Испуг придал Глафире Семёновне энергии. Она подумала, сложила кой-как в уме немецкую фразу и задала вопрос немцу:
– Ин Берлин вир варен? Берлин этот вагон?
– Nein, Madame, wir fahren nach Hamburg.
– Как нах Гамбург? А Берлин?
Немец отрицательно покачал головой и опять что-то пробормотал по-немецки.
– Да, конечно же, не в том поезде едем, – чуть не сквозь слёзы сказала Глафира Семёновна.
Николай Иванович досадливо почесал затылок.
– Ну, переплёт! Беда без языка!.. – вырвалось у него.
– В Гамбург, в Гамбург едем… в Гамбург, – твердила Глафира Семёновна.
– Да спроси ты у немца-то поосновательнее. Может быть, поезд-то гамбургский, a Берлин по дороге будет.
– Как я спрошу, ежели я не умею! Спрашивай сам.
– Чему же ты училась в пансионе?
– A ты чему учился у своих немцев-колонистов и чухонцев?
– Я учился в лавке, продавая парусину, железо и верёвки. За меня в пансион разным мадамам деньги не платили. Я счёт по-немецки знаю, хмельные слова знаю.
– Ты хмельные, a я комнатные. Про поезда нас ничего не учили.
Супруги уже начали ссориться, размахивая руками, но наконец Николай Иванович плюнул, оттолкнул от себя жену, подсел к немцу и показал ему свои проездные билеты. Немец посмотрел их и опять отрицательно покачал головой.
– Nein. Das ist nicht das. Die Fuhrkarten sind nach Berlin, aber vir fahren nach Hamburg.
– Да Берлин-то будет по дороге или нет? Вот что я вас спрашиваю! – раздражённо крикнул Николай Иванович. – Ну, может быть так, что сначала Берлин, a нахер Гамбург или сначала Гамбург, a нахер Берлин. Них ферштейн?
– O, ja… ich verstehe… Berlin ist dort und Hamburg ist dort. Von Dirschau sind zwei Zweigen.
Немец показал жестами в две противоположные стороны.
– Здравствуйте! Даже не в ту сторону и едем-то, – отскочил от немца Николай Иванович, поняв, что по дороге не будет Берлина, и набросился на жену: – A всё ты со своей уборной. Всё это через тебя мы перепутались… «Мне нужно поправиться! Мне нужно поправиться!» Вот и поправилась. В Гамбург вместо Берлина едем. На кой шут, спрашивается, нам этот Гамбург, ежели мы через Берлин в Париж едем? Немец показывает, что Берлин-то вон там, a нас эво куда относит.
– Не могу же я не сходить в дамскую уборную, ежели я шесть-семь часов, не выходя из вагона, сидела, – оправдывалась жена.
– A не можешь, так не езди за границу. Немки же могут. Отчего же они могут? Или у них натура другая?
– Конечно