Бездна. Анатолий Зарецкий
остановилась. Появился свет, и я понял, что нахожусь на улице, в наших детских санках, с головой укутанный в стеганое одеяло.
– Потерпи немного, сынок. Больница уже скоро, – сказала мама, укрывая меня.
– Не хочу в больницу, – заплакал я, но санки снова куда-то поехали…
Очнулся, когда меня осматривал врач:
– Похоже на тиф, – сказал он матери, стоявшей рядом, – Придется класть в изолятор.
Мама заплакала, а я повторял и повторял про себя новые слова: «Тиф, изолятор… Тиф, изолятор».
Не помню, как оказался на койке в темной комнате.
– Мама! – позвал я.
– Лежи и не ори, – сказал кто-то невидимый.
– Пить хочу. Где мама?!
– Я сказала, не ори! Нет здесь никакой мамы, – ответил женский голос. Я лежал и плакал. Похоже, громко, – Ну, ты у меня сейчас получишь!
Кто-то схватил меня за плечи, приподнял и с силой ударил головой о спинку кровати:
– Будешь орать?! – несколько раз спросил злой-презлой голос. Я лишь плакал от боли и обиды, – То-то же!.. Заорешь, получишь, – тряхнули меня еще раз и бросили на подушку.
Болела голова, хотелось пить, но вовсе не хотелось, чтобы меня еще раз трясли и били об койку. Ведь со мной еще никто так грубо не разговаривал. За провинность ставили в угол, но не били. Похоже, уснул, потому что, когда открыл глаза, было светло. На соседней койке кто-то спал, отвернувшись к стене. Вошла медсестра:
– Нюрка, все дрыхнешь? Вставать пора, – обратилась она к моей соседке.
– Зачем пацана подселили? – спросила недовольная Нюрка, показавшаяся мне взрослой теткой.
– А куда же его? Бокс у нас один. Ты большая, тринадцать уже, а он маленький, шестилетка. Куда его девать?
– А мне до фени, – ответила Нюрка, – Я ему тут житья не дам, – пообещала она.
Обещание она выполнила. Месяц в боксе показался мне адом. Нюрка била и щипала меня по поводу и без повода, она отнимала и съедала все, что передавала мне мама, но самое ужасное – по ночам пугала жуткими историями. Однажды она рассказала о летающей руке, которая влетает в комнату, хватает за горло любого и душит, пока ни задушит…
И вот однажды вечером Нюрка открыла форточку и погасила свет. Я уже засыпал, когда она вдруг вскрикнула и сказала испуганным голосом:
– Эй, пацан, к нам через форточку рука влетела. Видел?
Я ничего не видел, но мне вдруг стало страшно.
– Вон она… Вон пролетела, – продолжила пугать Нюрка, и я влез под одеяло с головой – а вдруг не заметит.
Неожиданно что-то схватило за горло и начало душить…
Как я вывернулся из-под одеяла, не представляю, но смертельный страх придал силы. Пытаясь освободиться от руки, извернувшись, правой ногой попал во что-то мягкое. Кто-то вскрикнул и с грохотом упал, а я закричал во весь голос.
На крик вошла медсестра и включила свет. Нюрка лежала рядом с моей койкой и держалась за живот. Никакой руки не было.
Нюрка