Колдун. Ольга Григорьева
Знахарь встряхнул пальцами, словно освобождая их от тяжкого груза, и Настена медленно открыла большие чистые глаза. Увидела Варяжко, его задумчивое лицо и светло улыбнулась:
– Ох, как я рада тебе, хоробр! – А потом углядела высокие сапоги, походный наряд и потухла, дрогнула голосом: – Уходить собрался?
– Да… – тихо ответил Варяжко и, сам не зная почему, принялся оправдываться: – Меня Ярополк ждет. Загостился я в Полоцке. Сама небось ведаешь, времена нынче не те, чтобы надолго князя одного оставлять: Владимир возле его невесты крутится, воевода Блуд в первые киевские бояре лезет, князю советовать норовит… А с его советов добра ждать не след… Надобно за Ярополком приглядывать.
Настена засмеялась:
– Говоришь так, будто Ярополк не князь, а дитя неразумное.
Варяжко ее смех обидел. Хотелось, чтобы из-за скорого расставания пролила она хоть одну слезу, а она шутила беспечно. Обида сдавила горло, злые слова выплеснулись помимо воли:
– Я подле князя и в беде, и в горести буду! Не оставлю его меж чужими людьми, как твой братец тебя оставил!
Голубые девичьи глаза округлились, потемнели.
– Нет! Егоша не таков! – обиженно выкрикнула она и вдруг осеклась, зажала рот ладонью, испуганно глядя на Варяжко.
Тот замер. Впервые Настена назвала брата по имени. До того и говорить, и вспоминать о нем не желала. Едва принимались расспрашивать ее о родичах – сразу замолкала и, делая вид, будто ничего не слышит, прятала глаза. Сперва Варяжко думал: не помнит она, болезнь стерла родные лики, а потом неожиданно уразумел – таится девка. Не желает открывать своего рода-племени. «Брата опасается, – решил тогда, – думает, что сыщем и вновь к нему отправим. А он ее опять бросит. Коли сумел оставить ее средь чужих, знать, не видела она от него ни любви, ни ласки. Вот и боится». Варяжко хорошо помнил черноглазого брата Настены – его узкое, будто мордочка хищного зверька, лицо, щуплую фигуру, странную одежду. Нарочитый поклялся – коли доведется встретиться, поквитается с ним за все Настенины печали…
Девушка наконец оторвала руки от лица и сипло вымолвила:
– Уходи!
Будто плетью хлестнула. Сказал бы так Варяжко кто-нибудь другой – поплатился бы за грубость головой, но перед Настеной ему стало стыдно за себя. Зачем оскорбил девочку, растревожил ей душу?!
– Прости, – попросил он робко.
Неумолимые глаза-льдинки твердо смотрели мимо него.
– Уходи, – повторила она.
Привлекая внимание нарочитого, в углу негромко кашлянул знахарь. Варяжко взглянул на старика. Тот едва заметно качнул головой в сторону двери, подмигнул. Ведуну нравился верный и смелый посланник киевского князя. И госпоже Рогнеде он был по душе. А приглянувшаяся киевскому нарочитому девчонка, хоть вышла из бедного болотного рода, оказалась на редкость умна и мила. Знахарь видел, как вспыхивали ее щеки, если рядом появлялся могучий нарочитый, потому и не хотел меж ними ссоры. «Уйди пока, – мысленно приказал он Варяжко, – я с ней