Фальшивое Sолнышко. Андрей Шилов
только силы взялись!?) и со всей дури саданул ей по седой голове дедушки Пандалло; так голова по хате и покатилась, а в мертвых глазах – недоумение.
Отфутболив подальше от себя Пандаллову голову, Арбузный мальчик сделал три шага к зеленой настольной лампе, облепленной мотыльковой живностью, и с нечеловеческой грустью в дрожащем голосе произнес:
– Трудно быть маленьким.
Эти слова потом так и записали.
– Где записали? – не понял Славка.
– Да на могилке его, – Маша Умнова отмахнулась от назойливого комара.
(… И воздуха хватило ей ровно на десять минут…)
* * *
Славка Колбешкин сглотнул набежавшую слюну и больно ударился лбом о внезапно возникший перед ним навесной рукомойник.
– Citrullus proklatus! – завопил Фри, потирая шишку на лбу. – Мы с тобой три часа не виделись, а ты сразу драться… Друг называется!
– Я же не специально; думал, что рукомойник, – Славка приобнял немца и чмокнул его в щеку.
– Телячьи нежности, – фыркнула Трусиха, юркнув в открытую настежь детсадовскую дверь столовки, откуда вкусно пахло гречневой кашей и клубничным компотом. Умнова с Пестиком последовали за ней.
Трусиха обернулась:
– А плохо быть птичкой…
– Почему? – спросила Маша.
– Захочешь поцеловать маму и уклюнешь ее.
Неожиданно в столовой все стихло. Славка даже услышал, как одинокая муха бьется в окно, а за стеклом тикают круглые детсадовские часы. Возможно, он даже услышал, как минутная и часовая стрелки соединились друг с другом, замерев в приветственном экстазе на цифре 8. Из столовой вышла тетя Ариадна, Ариадна Сергеевна Спасская, старшая воспитательница, чью миловидность не испортили богатый жизненный опыт и невероятный рабочий стаж. За ее спиной возвышалась повариха Зинка Щепкина, 30-летняя вдова с бицепсами Геркулеса и цепким взглядом мисс Марпл, взглядом, от которого не ускользает ничто. Детвора ее справедливо побаивалась, а за глаза так и называла – «Зинка Геркулес». Кто и когда дал ей это прозвище, найдя в нем удачное сочетание щепкинской природной мощи и кулинарного призвания, – об этом история умалчивала.
При виде Зинки хлюпенький Фри втянул голову в плечи, в очередной раз пожалев о том, что он не страус.
– Фридрих, пройди, пожалуйста, в столовую. Нам нужно поговорить со Славой.
Фри с трудом протиснулся внутрь между дверным косяком и тучным Зинкиным телом.
– Вечные вопросы ходят по улице, – процедил он сквозь зубы.
– Послушай, Слава, ты ведь уже в курсе, что Люба Пересветова не вернулась с прогулки?
– Нет, тетя Ариадна, – Колбешкин стрельнул глазами на Зинку Геркулес; та смотрела в темнеющее небо, – я думал, она здесь.
– Ее здесь нет… Прежде чем звонить в милицию, мне бы хотелось выяснить: ты не знаешь, где она? Вы ведь дружите…
– Лучше спросите у дедушки Пандалло, а я ничего не знаю.
– Я обязательно спрошу об этом дедушку Пандалло, –