Жизнь под чужим солнцем. Александр Жигалин
здесь началось! Визг, лай, танцы! Удары хвостом о стену проделывались с таким озорством, словно свершилось то, о чем Рэй мог только мечтать.
Пребывая в недоумении, я предположить, не мог, что реакция будет настолько бурной. С чего бы? Разговоры о Колесниковых прежде не велись, поэтому имя Оля не могло быть Рэю знакомо ни при каких обстоятельствах.
Еще больше я был удивлен, когда на смену не в меру бурной реакции пришло отсутствие желания участвовать в чем-либо. Еда, телевизор, игры, предложение прогуляться остались незамеченными. Вместо этого возникла потребность уединения – настолько сильная и тревожная, что достучаться до сознания собаки стало невозможно. Рэй не реагировал ни на уговоры, ни на вкусняшки, даже безразличие на моем лице оказалось проигнорированным, что заинтриговало еще больше.
Время пришло ложиться спать.
Обычно Рэй устраивался у меня в ногах. В тот вечер не подошел и не потыкался мордой.
Выключив свет, мы долго – я на кровати, Рэй на коврике в углу – не могли сомкнуть глаз. Думы накрывали сознание настолько сильно, что сну оказалось не под силу совладать ни с мыслями, ни с эмоциями.
О чем думал Рэй, я мог только догадываться.
Я же думал о том, что тревожит Рэя, почему на смену радости пришла тоска – да такая, что невооруженным глазом было видно, как страдает у собаки душа?
Уверен, многие улыбнутся, подумав, разве может у собаки быть душа. А зря.
Не знаю, кто сказал, но точнее слов не подобрать: «Создавая собак, бог шепнул тем на ухо тайну о людях. Знание тайны отражается в бесконечной преданности людям».
Так вот лежали мы, каждый думая о своем, и вдруг.… Не знаю, что подтолкнуло меня, но я тихо, словно боясь, что разбужу Рэя, начал говорить о том, чего до этого не было даже в мыслях.
– Думаешь, я не понимаю, отчего ты сначала обрадовался, а потом расстроился? Еще как понимаю. В прошлой жизни ты был знаком с Ольгой. Могу сказать больше – ты тот Рэй, который жил в семье Колесниковых и после смерти Ильи умер на его могиле.
Выждав паузу, я добавил:
– Если не прав, дай знать. А то, получается, разговариваю сам с собой.
Из угла послышалось еле слышимое поскуливание.
– Ты был знаком с семьей Колесниковых?
Рэй, вскочив, жалобно рыкнул. Подойдя к кровати, дважды ударил хвостом о спинку.
– Не могу понять, прав я или не прав?
Рэй ударил лапой по моей ноге.
– И что это значит?
Рэй ударил еще раз.
Я на самом деле не понимал, что своими действиями хотел сказать Рэй.
Молчание будто остановило время, в результате чего мы оба оказались заложниками собственных мыслей.
Я понять не мог, был ли Рэй в прошлой жизни собакой? Рэя же бесило то, что я, будучи представителем самого развитого существа на свете, оказался не способен разгадать загадку, ответ которой был понятен даже псу.
Продолжать выяснять не имело смысла. Язык действий собаки был немногословен. Рэй то скулил, то лаял, когда становилось совсем тошно, пытался лапой ударить меня по ноге.
При таком раскладе