Пифагор, или Вы будете счастливы. Татьяна Тихонова
долгое время, оступался, опять бежал.
Крапивин догнал его, побежал рядом.
– Что? Что случилось?! – крикнул он, видя в профиль растерянное лицо человека, который только что был почти счастлив.
Митяев сказал шепотом, Крапивин едва успел разобрать:
– На меня вышла Лисоюш. Сказала одно слово «Возвращаться»…
Как могла выйти на него эта самая Лисоюш, кто это такая? Мысли прыгали с одного на другое. Крапивин вдруг оборвал самого себя:
«Как-как, заладил, мысленно, вот как! Лисоюш, значит. Значит, там в ящике женщина. Такое горе у нее может означать что? Что она потеряла того, второго… Пусть это всё и притянуто за уши, но зато всё объясняет хотя бы для меня!»
Теперь они бежали вместе, рядом. Но было недалеко. И они вскоре стояли перед дверью в жилой блок Митяевых.
Двери были закрыты. На дороге никого. И дома у Митяевых никого не оказалось. Даже ящик был пуст.
О новогодних елках и счастье
Митяев медленно расстегнул молнию комбеза, застегнул, опять расстегнул. Ошарашенно прошел по комнате, постоял, вытянув шею, возле открытого ноутбука Леи Александровны. Вся полноватая фигура Всеволода Кирилловича напоминала вопросительный знак.
Вернулся и остановился напротив Крапивина. Крапивин поразился его странному выражению лица. Отрешенный взгляд, приподнятые брови, закинутые за спину руки, вот он качнулся с носков на пятки и обратно. Закусил губу и уставился ошалело-мечтательно в лоб Крапивину. Как если бы пытался изобразить что?! Что они вот сейчас шли по дороге, говорили, он вдруг обеспокоился-переполошился странным сообщением, пришедшим будто бы ему в ухо, бежал как сумасшедший… А теперь – ну и что, все это ерунда, он ошибся и дома все хорошо, все хорошо и ничего не произошло… Митяев усиленно пытался сделать вид, что ничего особенного не произошло, его жена и дочь не исчезли. И пытался скрыть следы ужасного беспокойства. Все-таки это было заметно.
– Вы идите, идите к себе, Данил, – сказал Митяев очень отчетливо и даже радушно. – Вы ведь говорили, что сняли в Галаге номер.
Крапивин посмотрел устало на Митяева. Почему-то было ясно, что говорить о произошедшем нельзя, чтобы не навредить, не навредить чему?! Но казалось, что говорить нужно. С силой потер ладонями лицо, выдохнул и сказал самое глупое, что пришло в голову.
– Опять знобит. Все-таки здорово простыл, дурацкая выходка с отключением тепла, – заключил он.
В тесном коридорчике было уже душно. Они с Митяевым стояли друг против друга, нос к носу, в полной экипировке, положенной в этой жизни под куполом, когда за бортом купола все минус сто пятьдесят градусов. Морды красные, глаза злые, один не может рассказать, что происходит, другой не может оставить его, потому что боится, что случится непонятное, что потеряет из виду и его, как только что – Лесю и Лию Александровну. Но одна идея вдруг пришла в голову, и Крапивин теперь сосредоточился на ней:
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком,