Магдалина. Александр Алексеевич Волков
скрупулезные движения, я все время чувствовал на себе его взгляд, выражавший целую палитру разнообразных чувств – от сочувствия до насмешки. При этом сам я, хоть и был пьян, прекрасно сознавал, что мой вид в сочетании с этими окурками и рыдающим навзрыд граммофоном, как раз и должен вызывать именно такие эмоции. Но, сознавая это, я был готов взорваться по любому поводу, даже увидев насмешливые искорки в глазах Валерия, переживавшего тогда начальную, трепетно-романтическую, фазу своего романа с Дарьей. И потому я с нарочитой грубостью хлопнул об застеленную газетами столешницу круглым подножием стопки, щелчком ногтя сбил с горлышка надорванную“бескозырку” и, накренив бутылку, спросил, какую-такую жалость он имеет в виду.
– Обыкновенную, – сказал Валерий, подвигая к себе тарелку со сморщенным надкушенным огурцом и ногтем выщепляя из костяной рукоятки карманного ножа широкое хромированное лезвие.
– Нет, ты объяснись!.. – наседал я, дрожащей рукой наполняя его стопку.
Вместо ответа Валерий наколол на кончик ножа косое кольцо огурца, поднял стопку и, с сосредоточенным лицом дослушав душераздирающее “А любовь все живет в моем сердце больном…”, одним махом опорожнил ее.
– Хорошо, – сказал он, надкусывая огурец, – хотя огурчик уже несколько того…
– Халява, – сказал я, – с овощебазы… В отдел пришла разнарядка на одного человека, они меня и отправили как самого молодого и перспективного…
– Ну и как? – спросил Валерий, – не подкачал?.. Не уронил честь выпускника Ленинградского государственного университета имени Жданова?..
– А куда ее там ронять? – спросил я, опять наполняя стопки, – в жбан с кислой капустой?..
– Да боже упаси! – всплеснул руками Валерий, – честь – и в жбан?!. Лучше удавиться!..
– Это точно, – сказал я, – давай выпьем!..
Мы выпили, закусили. Я повернулся в граммофону, снял с диска тяжелую как свинцовое яйцо, головку, отвел ее, накрутил ручку и с диким скрежетом воткнул толстую иглу в крайнюю звуковую бороздку.
– Н-да, хорош ты, брат! – услышал я за спиной насмешливый голос Валерия, – и вдруг, представляешь, дверь распахивается, и на пороге – она!..
– Кто – она? – насторожился я, – Верка, что ли?..
– А что, ты себе уже кого-то завел для утешения?..
– Как же, заведешь здесь, – вздохнул я, на глазок разливая по рюмкам остатки водки, – когда, как говорят англичане, носа от точила не поднять… Это не то, что у вас: пошел в библиотеку, хвост распустил: девушка, мне Юнга, Леви-Стросса – и, как бы между прочим: а что вы делаете сегодня вечером?..
– Ну, положим, не совсем так… – замялся Валерий.
– Так – не так, а результат-то один, – сказал я, – так что давай, брат, выпьем за “прощай, молодость!” и сходим еще, раз такое дело…
– Вот-вот, – подхватил Валерий, – выпьем, сходим, опять выпьем, а потом ты рухнешь в кресло перед телефоном и начнешь названивать: Веру можно?..
– Звонил уже, – хмуро сказал