Мертвый свет. Эл Лекс
будет. Если, конечно, «позже» они позволят с собой разобраться.
Опять моя жизнь держится на сплошных «если», когда же это кончится?..
Я дал себе ровно минуту посокрушаться на тему своей незавидной судьбы. Ровно одну минуту, что понадобилась, чтобы добраться от лифта до мастерской Валери. Потом я резко оборвал нытье, выпрямился, глубоко вдохнул, отгоняя прочь невеселые мысли и поднял руку, чтобы уже привычно со всей дури впечатать трижды кулак в дверное полотно.
Но так и не впечатал. Что-то было не так. Что-то такое… Едва уловимое, незаметное.
Точно. Из-за двери не слышалась музыка.
Глава 4. Необходимое оружие
Интересно, куда она могла деться? Вроде собиралась заниматься дроном для меня, а сама куда-то свалила. Ну, или сидит там и паяет, только без музыки… Да нет, бред какой-то. Чтобы Валери да без музыки?
На всякий случай я поднял руку и постучал в дверь. В непривычной для этого места тишине стук уподобился грому папуасских барабанов, но никакой реакции за этим не последовало. Ни дверь не открылась, ни даже изнутри никто не крикнул… Ничего не крикнул. Ни «Занято», ни «Я вас не звал, идите на хер», ни, тем более, «Входи!»
Все же придется признать, что Валери внутри нет. И, наверное, дрона мне тоже не будет, по крайней мере, сегодня.
На всякий случай я решил написать ей сообщение, и, на удивление, она ответила почти сразу же.
«Я на крыше! Поднимайся!»
Твою мать, она даже печатает с восклицательными знаками…
Судя по тому, что она не уточнила, о какой крыше речь – речь шла о крыше «Зефира». Только вот я понятия не имел, как на нее попасть, о чем тут же набил и отправил новое сообщение.
«Там же, где стояки для спуска, есть лестница наверх! Выбирайся!»
Что ж, логично. Мог бы и сам догадаться, что наверх ходить предполагается в том же месте, что и вниз.
Лестница оказалась старой и местами ржавой – под стать всему остальному «Зефиру», кроме, разве что лифта и спусковых стояков. Их поддерживали в порядке, что логично – слишком важной частью жизни они являлись. В отличие от лестницы на крышу… Зачем вообще им лазать на крышу?
Ответ я получил, когда выбрался на нее сам. Как минимум, затем, чтобы посмотреть на город сверху.
Серый, пыльный, скучный и местами даже противный, сверху он выглядел совсем по-другому. Он не перестал быть серым и пыльным, но серость и пыль стали составными частями совершенно другого общего восприятия. Раскинувшийся под ногами Город с высоты пятнадцати с лишним этажей уже не казался бетонной клеткой, в которой меня заперли против воли, заставив исследовать ее в поисках выхода, нет. Отсюда Город выглядел как гигантский пыльный слизняк, который ползет по планете, пожирая гектар за гектаром ее площади. А следом за ним тянется след из слизи, черной, как сама ночь. Будто слизняк переваривал все, до чего дотянется своими бетонными внутренними органами, и извергал их вместе с переваренной пищей, как отработанный материал. И выращивал, или, вернее сказать, захватывал новые.
Но одновременно