Штурман по имени Ма. Татьяна Танилина
на работу, Павел с порога выдал тёще наставление:
– Смотрите, мама, чтобы к двенадцати были у двери в полной готовности.
Она проворчала:
– Я-то буду, гляди, сам не опоздай. А то один уже подвёз – еле поезд догнали.
– Не волнуйтесь. В этот раз обойдёмся без приключений. Надя! Поторопись!
– В общем, так, мамуля, – сказала дочь, надевая тонкую ветровку. – Если до двенадцати меня не будет, езжайте сами, а я приеду на вокзал.
Когда молодые ушли, Марья Ивановна сложила вещи в чемодан и задумалась: чем бы заняться? «Может, борщ сварить? Зятёк меня хоть и не любит, а борщи мои лопает с удовольствием. Жрать они все горазды!»
Любитель тёщиного борща явился без четверти двенадцать. Обнаружив тёщу в кухне у плиты, он испуганно закричал:
– Что вы делаете, мама?! Опоздаем же!
– Чего ты паникуешь? – спокойно сказала Марья Ивановна, ложкой помешивая кипящий борщ. – Ты когда велел мне быть готовой? В двенадцать. Вот и не дёргайся!
Накрыв кастрюлю крышкой, она выключила газ и пошла собираться.
Без пяти двенадцать она с чемоданом и корзиной была уже в прихожей. Зять с улыбкой гостеприимного хозяина стал открывать дверь.
– Погоди, – остановила его тёща. – Присядем на дорожку.
Она села на чемодан, а Павел – на тумбочку для обуви.
– Ты не обижай Надюшку, – попросила Марья Ивановна. – Она у меня такая слабенькая…
– Что вы опять придумываете! – разозлился Павел. – Никакая она не слабенькая! И с чего вы взяли, что я её обижаю?
– Может, я не так выразилась… Я хотела сказать: жалей, помогай.
– А я разве не помогаю?
– Что-то я этого не заметила.
– Так вы сами за всё хватаетесь, мне и делать ничего не остаётся.
– Значит, тёща плохая, что готовит тебе, убирает, стирает…
– Я же вас не заставляю.
– Так мне Надюшку жалко – всё на ней.
– Да вам лишь бы ко мне придираться!
– А что я такого сказала? Всего лишь попросила, чтобы с дочкой был поласковей.
– Думаете, я не знаю, что вы её против меня настраиваете?
– Что ты врёшь? Ты сам на всех волком смотришь! Ходишь, как…
От слова «мурло» тёща в последний миг удержалась, но это уже не могло остановить пожар войны. Слишком долго копился порох в пороховницах; слишком плотно колчан был набит стрелами взаимных претензий; слишком ретиво затаённая агрессия искала повод к войне – столкновение было неминуемо.
Засвистели отравленные стрелы – тёща припомнила зятю и диван с телевизором, и монстра, и вечно надутую физиономию, и прошлогодний пьяный дебош. Зять тоже не экономил ядовитые стрелы, приправленные журналистским красноречием, и в конце своей злопыхательской речи обозвал тёщу интриганкой и склочницей. Конечно, Марья Ивановна была не настолько глупа, чтобы считать себя идеальной тёщей, а неприязнь зятя вовсе не была для неё откровением,