Сделка Политова. Александр Субботин
то место, где раньше был лысоватый затылок, а теперь открыто зияла взрыхлённая изнутри теменная кость черепа с рыжеватыми волосами на вывернутых лоскутах кожи и беловато-красными кусочками взорвавшегося мозга. Крови было очень много. Она стекала с головы на стол, на белую рубашку, впитывалась в мягкую ткань первоклассного костюма. Брызги её долетели до географической карты, окропили соседнюю стену, и даже на золотистых шторах появилось множество бурых пятнашек.
Политов замер глядя на эту невероятную картину и всё никак не мог овладеть собой. Кроме вида трупа, его поразил и тот факт, что ещё совсем недавно, буквально несколько минут назад, это тело могло ходить, разговаривать и даже давать указания, которые Политов формально обязан был выполнять. А теперь вот оно сидит неподвижное и пустое, и скорее напоминает собой некий органический мусор, нежели нечто сознательное, одухотворённое. Да, особенно вот это последняя мысль, которая молнией пронеслась в голове Ивана Александровича, наверно сильнее прочего его сейчас и потрясла. Ему вдруг сразу припомнились подходящие к таким случаям крайне банальные измышления о бренности жизни, о её хрупкости и конечности, и. о той грани, которая тонким лезвием проходит между жизнью и смертью. О том, что венцом всякой жизни является смерть, и вся такая прочая пошлость, которую, как правило, произносят на поминках тех людей, которые мало что значили для самого говорящего. Но Политов не остановился на этом, как бы на само собой разумеющемся итоге мысли. Ему вспомнились и свои выводы на этот счёт. Особенно на тему того, что посвящать свою жизнь тому, чему посвятил её Жигин, а именно стремлению к власти или же материальным благам, является совершенно бессмысленным. И даже вредным. Ибо всё равно то, что сейчас их всех окружает – является фальшивым, надуманным, а вот труп Жигина – вполне себе очевиден и девственен по отношению к Миру, и не требует каких-либо дополнительных доказательств или же заверений со стороны искусственных умозрительных надстроек, созданных человеком. Вот он есть и больше ничего не надо. Смерть есть, труп есть, жизнь Политова есть, а вот первоклассного пиджака на теле Жигина уже нет. Да и высокого кабинета уже не существует, потому что самого хозяина нет, и, следовательно, и сам он потерял всякую важность, а главным тут сейчас является сам Политов, который может быть ничем и не примечателен, и даже может быть формально слабее Жигина, но зато он живой, а тот мёртвый. Вот она – вся правда, вот она – вся простота, а так же истина и смысл всей жизни.
А между тем время бежало быстро, а Политов оставался недвижим. Он стоял и словно заворожённый смотрел на мертвеца. Спустя лишь несколько минут он смог стряхнуть с себя ту странную задумчивость, которая нахлынула на него неизвестно откуда, и наконец, пошевелиться. Когда это произошло, Иван Александрович аккуратно приблизился к трупу и брезгливо осмотрел его. Он взглянул в голову Жигина, будто это была препарированная лягу