Огни над Деснянкой. Виктор Бычков
налетела из толпы прямо на застывшего в ожидании Кондрата, уцепилась ногтями в жирное, обрюзгшее лицо бывшего сожителя.
– Хлопцы! Хлопцы-ы! – заблажил бургомистр. – Чего ж стоите? В расход курву эту! В расход! – и всё никак не мог сбросить, отцепить от себя Агриппину.
И жители, и полицаи заходились от хохота, наблюдая за тщетными потугами бургомистра освободиться от женщины.
– Я тебе дам курву! Пёс шелудивый! – не унималась женщина, продолжая нападать на Кондрата, доставая ногтями лицо противника. – Я тебе покажу и халду, и шалаву!
Ефим видел, как бургомистр выхватил пистолет из кобуры, и тут же раздались выстрелы.
Агриппина ещё мгновение недоумённо смотрела на бывшего сожителя, потом начала оседать на землю всё с тем же застывшим недоумённым выражением на лице.
Тело женщины уже лежало у ног Кондрата, а он всё стрелял и стрелял с каким-то упоением на грани остервенения.
– Вот тебе! Вот тебе! Шалава! Шалава! Халда! Халда! Курва! Курва!
И даже когда вместо выстрела прозвучал холостой металлический щелчок, бургомистр всё ещё тыкал пистолетом в неподвижно лежащее тело женщины.
Смех мгновенно сменился ужасом, тяжёлым вздохом, что пронёсся над площадью у бывшей колхозной конторы.
Несколько полицаев бросились к начальнику, повисли на руках, Ласый отнял пистолет, отвёл Кондрата в сторону, что-то нашёптывая на ухо.
И тут над площадью раздался душераздирающий крик: к лежащей на земле матери кинулась младшая дочь Агриппины Анюта.
– О-о-ой ма-а-аменька-а-а-а! – заголосила, заламывая руки, упала на мать, обхватила, запричитала.
К ней присоединились голоса и её детей, внучек убитой, девчонок семи и десяти лет, что облепили Анну с двух сторон.
Сначала женщины из толпы колыхнулись, сделали попытку приблизиться к Агриппине, за ними и мужики двинулись следом, как над головами раздались выстрелы.
– Назад! – полицаи вскинули винтовки, начали теснить толпу обратно. – Назад! Стоять!
Люди отхлынули, в страхе теснее прижимались друг к дружке.
Это была первая смерть в Вишенках с начала войны.
– Ну, вы поняли, сволочи, что ожидает того, кто смеет поднять руку на законного представителя оккупационной власти? – Кондрат к этому времени оправился и, чувствуя поддержку и защиту со стороны полицаев, опять взирал на притихшую толпу, гневно поблескивая заплывшими жиром глазками. На щеках ярко выделялись глубокие царапины, наполненные кровью.
– Напоминаю! С завтрашнего дня приступить к уборке! Головой отвечаете! – и направился к ожидавшим машине, по пути пнув сапогом лежащую на земле бывшую сожительницу.
– Шалава, курва, халда! Она ещё будет… – бормотал бывший первый председатель колхоза в Вишенках Кондрат-примак, а ныне – бургомистр районной управы Кондрат Петрович Щур. – Все-е-ем покажу! Вы ещё не знаете