Гостья из другого мира. Натали Палей
глаза и думала, что сейчас откроет их и вокруг всё станет так, как она привыкла за шестнадцать лет, – ей всё еще не верилось, что у нее появилась семья – странная, своеобразная, не такая, которую она когда-то себе представляла, но… семья.
Потом землянка открывала сначала один глаз, затем – второй и наталкивалась настороженным взглядом на заинтересованное лицо маленького мага, который воспринимал ее манипуляции как игру.
– Зачем ты так делаешь? – спрашивал мальчик и тоже закрывал глаза, а затем открывал их по очереди. – Это игра такая? Мне нравится!
Ники носился вокруг Кати, а потом неожиданно замирал и открывал глаза. И землянка вспомнила про игру «Море волнуется».
– У нас нет моря, – озадачился Ники, когда девушка объяснила, что такое «море». – Наверное, они есть в других империях, но я не видел. У нас океан, он во власти чудовищ, мы никогда не плавали по нему. Только летаем над ним на кораблях.
– Ай, неважно это! Просто игра так называется. И мне нравится это название. Оно из… – Катя вздохнула, вовремя остановившись, – в общем, классное! Давай играть!
Катя жмурила глаза, Ники замирал, когда она открывала, а потом они хохотали, когда землянка не могла отгадать ни с первого, ни со второго раза загаданную мальчиком фигуру.
Несколько дней Катя наблюдала за леди Элинор, которая приходила к ней больше по обязанности, чем по желанию; за отчимом, вечно читающим нотации; старшим братом, практически не замечающим ее. Землянка сделала вывод, что ей повезло только с Николасом – единственным, кому она была интересна, и кто души в ней не чаял.
Катя интуитивно чувствовала, что попала в чужой необыкновенный мир ненадолго, что является гостьей, значит, нужно что-то менять в этой семье, а то всё чудо чудное, внезапно случившееся с ней, не принесет той радости и теплоты, о которых мечтала столько лет.
Поэтому девушка ластилась к удивленной красавице миледи, для которой главным в жизни являлись не собственные дети, а чтобы на приеме у короля платье было самым красивым и идеально сидело на точеной фигурке, а драгоценности – самыми изящными и дорогими и непременно подходили к платью и прическе.
Миледи Червинг сначала удивлялась непривычно ласковой дочери, ранее сдержанной и замкнутой, и раздражалась от объятий и поцелуев, которые портили прическу и мяли наряд. Младший сын повторял за сестрой, и платье мялось еще сильнее. Но миледи Червинг мужественно терпела повышенное внимание к себе детей, так как боялась обидеть Кэтрин.
Постепенно леди Элинор привыкла к поведению детей и уже без поцелуев и «обнимашек», как говорила Катя, с утра не представляла начало дня, – искренняя любовь девушки подкупала и задевала неизвестные до этого струны в эгоистичном сердце миледи.
– Доброе утро! Обнимашки, милая! – леди Червинг стала повторять непривычное слово за дочерью, когда они обнимались. Правда, зорко следила, чтобы мужа рядом не было, уверенная, что странное слово, да и не только оно, шокируют чопорного герцога.
К удивлению милорда Червинга,