Император Валгаллы. Роман Буревой
одна-единственная? – хмыкнул Каланжо. – И нет ни Парижа, ни Нью-Йорка, ни Москвы?
– Все это было, да сгинуло! Война сожрала! – еще громче завопил мужичок. – А потом придурки всякие выдумали, что есть другой мир, где всеобщее счастье и благоденствие, и никто там никого не убивает. Выдумки все это. Вранье! Только этот мир! Только один, наш! Это все, что осталось! А тот, второй, придумали, чтоб нас обманывать и картошку нашу отнимать.
Димаш с Том переглянулись. Капитан Каланжо пожал плечами, Раф повертел пальцем у виска.
– Интересная теория, – сказал Ланьер. – Что-то мне это напоминает.
Тем временем женщина из-за спины сумасшедшего делала гостям отчаянные знаки, умоляя, чтобы новички не лезли в спор – психа ни за что не разубедить.
– Иван Данилович, да знаем мы, знаем все это. Ты нам уже все доказал сто раз, – стряпуха погладила спорщика по плечу. – Нету второго мира. Мы – единственные.
– Ничего, скоро я вам все докажу, я вам покажу ваш хваленый Нью-Йорк. Увидите. И статую Свободы увидите. Все покажу. Лета надо только дождаться.
– И далеко отсюда Манхеттен? И здание ООН? – не мог успокоиться Димаш, слушая подобную ахинею. – Я, признаться, давно мечтал в Большое яблоко смотаться.
Мужичок вылупил глаза, затряс кулаками, как будто его смертельно, до глубины души оскорбили.
Но доспорить им не удалось – староста вернулся. Уселся за стол среди едоков картофеля. Лампа над головой, деревянный стол и люди вокруг – картина Ваг Гога ожила в лесной деревне. Иван Данилович в присутствии Михала тут же присмирел, замолк, сунул пару горячих картофелин в карман, бочком выбрался из-за стола и шмыгнул за дверь – старосты он опасался.
– Нашел я место сражения. Ну, вы и постреляли там. От души, – сообщил староста. – Маров убитых мы подобрали. Зароем потом. Где могли, кровь снегом припорошили, а в мортале хвоей присыпали. Не надо чужакам знать, что маров там убили.
Хозяйка поставила перед Михалом блюдо с жареной картошкой и кружку пива.
Староста с минуту орудовал ложкой, потом глотнул пива.
– Сколько картошки возьмете?
– А всю, какую продашь, – отозвался Раф. – С собой возьмем не более тонны, но договор можем заключить и на двести центнеров.
– Ой, ли! Я дорого в этот год беру. По пять патронов за килограмм. И половину патронов вперед.
Раф даже подпрыгнул.
– Слушай, Михал, Бога п-побойся! П-пять патронов! Да т-такой цены никогда не было! – от волнения Раф стал заикаться. Досадуя на себя за слабость, мальчишка сжимал кулаки, но при этом начинал заикаться еще больше.
– В этом будет, – отрезал Михал. – Чем платить-то будете? Патронами или динариями?
– Чем? – не понял Каланжо.
– Это я герцога спрашиваю, – староста внимательно посмотрел на Виктора. – Нынче один динарий – десять патронов.
«Динарий – это, надо полагать, монета, – сообразил Виктор. – Только какая? Серебряная или золотая? И кто устанавливает ее курс по отношению к патрону?»
– Платим патронами, – сказал вслух.
– Староста,