Медленнее, ниже, нежнее… (сборник). Татьяна 100 Рожева
Странно, правда? Я имею успех у толстых! – закатила дочь глаза.
У меня похолодели спина и ладони, и отнялись ноги. Прошлое столкнулось с будущим, а ужас с радостью от догадки!
– Ты уже отдала ему фотографии? – спросила я дочь, опустившись на подоконник.
– Нет еще, только обещала…
– И не давай!!! Никогда!!! Ни при каких обстоятельствах!!! – крикнула я, тряхнув дочь за плечи.
– Почему? Мам, что с тобой?
– Щас объясню…
Я судорожно набирала номер подруги, чтобы сказать, что, кажется, я знаю рецепт избавления от нашей паранойи…
Симфония
Шторы цвета пыльной морской волны бьют в затёртую сцену. Затёртость лысей к зрительному залу где топчутся в поклонах, и справа, куда ушаркивают в дверь «Служебный выход» музыканты, распределённые по абонементам классической музыки. Владельцы абонементов заполняют «слушательный» зал. Легкий бриз предвкушения волнует шторы. Именно шторы, а не театральные кулисы, ибо музыка здесь штормит, и люди кричат друг другу: «Што?!»
– Што сегодня? – спрашивает сзади расслабленный тенор.
– Господи, какая тебе разница! Все равно заснёшь через пять минут! – отвечает раздражённое контральто.
– А вот как раз сегодня собирался послушать! – перечит тенор. – Вечно ты крылья обрубаешь! Что ты за человек!
Следует вздох, удар сиденья по спинке кресла, скрип усаживания, и примирительный дуэт женского и мужского: «Водички дать?» – «Давай». Через паузу вступает детский дискант:
– Мам, а когда начнётся?
– Ну, что ты за ребёнок! – повышает тон раздражённое контральто. – Когда поедем, когда приедем, когда начнётся, когда закончится! Когда все соберутся, тогда и начнётся! Видишь, ещё не все пришли! Водички хочешь?
– Не хочу…
Третий звонок накрывает зал последним всплеском шарканья, ёрзанья и громыхания под гаснущими люстрами. Волны пыльных штор расступаются, являя симфонический оркестр, выброшенный в полном составе на дощатую сцену. По лысому следу, от двери «Служебный выход» к середине выцокивает «директор дома культуры» в бархатном парео, заколотом на плече брошью с затонувшего пиратского фрегата. Солнечно улыбнувшись, она объявляет штормовое музыкальное предупреждение и дату следующего концерта, и уцокивает обратно в свою служебно-выходную бухту.
На сцену врывается свет. Его вдыхают одновременно сто гребцов – музыкантов, и корабль симфонии, содрогнувшись, трогает с места.
Дирижёр размахивает руками, словно балансируя на шатком капитанском мостике. Поймав равновесие, он обращает приглашающие жесты к скрипичной группе, сидящей справа от него рядами по двое с вёслами-смычками в руках и одним пюпитром на двоих.
Пара первая – мужчина и женщина: строгая дама в очках, причёске «ответственный работник», чёрных лодочках и платье-футляре, и лысеющий, в близоруких линзах, счастливый муж – судя по обречённости, с которой он перелистывает страницы партитуры, словно совместно прожитые годы. Она – педантично смотрит в ноты, он – знает это всё и так…
Вторым