Ключ Сары. Cосед (сборник). Татьяна де Ронэ
лифт и поднялась на четвертый этаж по лестнице. Рабочие ушли перекусить, у них наступило время обеденного перерыва. В здании царила тишина. Открыв входную дверь, я вдруг почувствовала, как меня охватило какое-то странное чувство, ощущение безысходного отчаяния и опустошенности. Я прошла в старую часть квартиры, ту, которую Бертран показывал нам накануне. Итак, именно здесь все и произошло. Вот в эту самую дверь жарким июльским утром, перед самым рассветом, постучали полицейские.
Кажется, все, что я прочла об облаве за прошедшие несколько недель, все, что узнала о событиях на «Вель д’Ив», обрушилось на меня здесь, в этой квартире, в которой я собиралась жить. Все изученные мной свидетельские показания, все выжившие жертвы облавы и посторонние наблюдатели, с которыми я разговаривала, все это позволило мне с небывалой ясностью понять и представить драму, разыгравшуюся здесь, в этих стенах, которых я сейчас касалась.
Статья, которую я начала писать несколько дней назад, была почти готова. Приближался срок сдачи. Хотя мне еще предстояло посетить лагеря на Луаре и Дранси, находившиеся за городской чертой Парижа и у меня была назначена встреча с Франком Леви, ассоциация которого, главным образом, и занималась организацией торжественной церемонии памяти жертв облавы, состоявшейся шестьдесят лет назад. Совсем скоро мое расследование закончится, и я буду писать о чем-нибудь другом.
Но теперь, когда я знала о том, что произошло здесь, совсем рядом со мной, и что так тесно, почти интимно, было связано со мной и моей жизнью, я чувствовала, что должна узнать больше. Мои поиски еще не закончились. Я чувствовала, что должна узнать все, до конца. Что случилось с еврейской семьей, которая жила здесь до нас? Как их звали? Были ли у них дети? И вернулся ли кто-нибудь из них из лагерей смерти? Или они погибли, все до единого?
Я бродила по пустой квартире. В одной из комнат рабочие разбирали стену. Среди обломков я заметила длинную глубокую выемку, искусно спрятанную за стенной панелью. Сейчас она частично обнажилась. Наверное, когда-то она служила надежным тайником, убежищем. Если бы эти стены могли говорить… Но мне не нужно было, чтобы они заговорили. Я и так знала, что здесь произошло. Я буквально видела это. Уцелевшие свидетели тех событий рассказывали о душной, безветренной ночи, о бесцеремонном стуке в двери, о коротких и резких словах команды, о поездке на автобусах через весь Париж. Они рассказывали о зловонном аде, который воцарился в здании велодрома «Вель д’Ив». Те, кто рассказывал мне об этом, выжили. Те, кто вырвался из ада. Те, кто сорвал желтую звезду с одежды и сбежал.
Мне вдруг пришла в голову мысль, а смогу ли я смириться с таким знанием, смогу ли жить в этой квартире, зная о том, что здесь была арестована другая семья, арестована и отправлена на верную смерть. Интересно, а как жили с сознанием этого Тезаки?
Я достала сотовый телефон и позвонила Бертрану. Когда он увидел на дисплее мой номер, то пробормотал в трубку:
– Совещание.
На нашем тайном языке это означало, что