Иисус. Картины жизни. Фридрих Цюндель
жизни. Если подумать, какой это клубок отношений – человеческое общество, как опутан его нитями человек, особенно молодой или зависимый, например, ученик, работник, сын, как Его любящее сердце в меру возможного выстраивало эти отношения, делая их более сердечными и искренними, то мы представим себе, какую колоссальную борьбу вызывало в душе Иисуса несоответствие Его внутренней жизни тому, что Он наблюдал вокруг.
Он пребывал в лоне Отчем – это было предназначение всего Его существа, о том были все Его мысли. Там была Его родина. Сила и благодать Отцовской любви к Нему и Его любви к Отцу, ясность, истинность того, что Отец был в Нем, а Он – в Отце, и непреходящее значение такого бытия – все это Иисус назовет позже «мир Мой». Для Него он был естественным и единственно правильным, ведь Он с детских лет знал, что именно к этому предназначен человек, это и есть его изначальная суть. И как мучительно было Ему с каждым днем все отчетливее убеждаться, что другим людям этот мир неведом, и только Он пребывает в нем, Он – единственный воистину человек. Вот почему Иисус позже назовет Себя «Сыном Человеческим[39].
Мы могли бы это Его одиночество проследить и глубже. Позднее Он скажет: «Я не от мира сего»[40], подразумевая, что происходит не из наблюдаемого нами материального мира, видимой природы как единого связанного целого, чем предстает перед нами Творение, с тех пор как ею правит некто другой, не Бог. Именно здесь Его сокровеннейшее Я ощущало себя бесконечно одиноким. Конечно, плоть и кровь Иисуса были от этого мира – видимой Вселенной, первой области творения, в которой Он сохранял силу власти Бога. «Я всегда делаю то, что Ему угодно», «Я соблюл заповеди Отца Моего и пребываю в Его любви» – так скажет Он позже, ощутив Себя победителем в неустанной борьбе, не знающей поражений. Здесь, в Себе Самом, Он был Господь и Победитель.
Но вокруг Себя Иисус почти не видел того, чем было полно Его сердце. Спасителю все реже и реже встречались родственные души, чьи дела и образ мыслей были бы Ему понятны и близки. Все чаще постигало Его печальное разочарование то в одном, то в другом из ближних, и это было для Него мучительной загадкой. Он невольно любил ближнего, как Себя Самого, и эта любовь усиливала боль и стыд за все неразумное, безответственное, что открывалось Ему в нем. Иисус болезненно воспринимал грех, неведомый и непонятный для Него (2 Кор 5:21), представлявшийся Ему чудовищным нарушением естественного порядка вещей, проявлением некоего психического расстройства, несовместимого с тем, что Он называл «мир Мой». И он видел, что эта погибель, поистине всенародное бедствие, распространяется в народе с ужасающей быстротой.
То, что Он возвысился над этой погибелью, конечно, утешало Его, все больше наполняя сердце отрадным предвкушением победы – победы всех. Но Он никогда не упивался мыслью: «Это они такие, Я же не такой». Нам трудно представить, насколько близко Он слился душой с другими людьми, воспринимая их грехи Своими. И когда Он наконец предстал перед
Для израильтянина выражение «Сын Человеческий» всего лишь синоним слова «человек». Ср. Пс 8:5 и Ин 5:27: «…потому что Он есть Сын Человеческий», т. е. потому что Он человек. И весь вопрос Иисуса (Мф 16) «За кого почитают Меня, Сына Человеческого? … а вы за кого почитаете Меня?» был бы лишен всякого смысла и значения, не назови Он Себя, Мессию, прежде «Сыном Человеческим».
Лютер в своем переводе использует слово «мир», заменяя им такие встречающиеся у апостолов понятия, как «космос» (природа, Вселенная), «аеон» (век, мировое время) и «ойкумена» (обжитая земля).