Два поэта. Ирина Калинковицкая
тех декабристов, которые к тому времени ещё живы. Среди них был и Иван Иванович Пущин, который вышел на свободу в 1856 году.
Так на протяжении многих десятилетий стихотворение продолжает свою самостоятельную жизнь уже независимо от воли и жизни автора.
Пушкин пытается представить себе, какие чувства будет испытывать последний лицеист, оставшись в одиночестве. Это несложно. Ведь он сам испытывает нечто похожее. Он сравнивает своё временное одиночество ("промчится год, и с вами снова я") с действительно безвозвратным и безысходным одиночеством последнего лицеиста:
Пускай же он с отрадой хоть печальной
Тогда сей день за чашей проведёт,
Как ныне я, затворник ваш опальный,
Его провёл без горя и забот.
Он ещё очень молод. По сравнению с последним лицеистом, отмечающим лицейскую годовщину, у него есть будущее: встречи с друзьями, любовь, страдания, творчество. Всё так и будет. 8 сентября 1830 года в Болдине он напишет в стихотворении "Элегия":
…Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать;
И ведаю, мне будут наслажденья
Меж горестей, забот и треволненья:
Порой опять гармонией упьюсь,
Над вымыслом слезами обольюсь,
И может быть – на мой закат печальный
Блеснёт любовь улыбкою прощальной.
А пока, отмечая восьмую лицейскую годовщину, он ещё не догадывается, что жить ему осталось немногим более одиннадцати лет…
Ровно через одиннадцать лет он напишет последнее в своей жизни стихотворение на лицейскую годовщину, посвящённое двадцатипятилетию основания Лицея. Это стихотворение осталось незаконченным. Пушкин попытался прочитать его 19 октября 1836 года на собрании лицеистов у М. Л. Яковлева, но от волнения закончить чтение не смог. В этом стихотворении, как заметил исследователь стихов Пушкина, написанных к лицейским годовщинам, Л. Я. Левкович, "… подведение итогов жизни его поколения".
Была пора: наш праздник молодой
Сиял, шумел и розами венчался,
И с песнями бокалов звон мешался,
И тесною сидели мы толпой.
Тогда, душой беспечные невежды,
Мы жили все и легче и смелей,
Мы пили все за здравие надежды
И юности и всех ее затей.
Теперь не то: разгульный праздник наш
С приходом лет, как мы, перебесился,
Он присмирел, утих, остепенился,
Стал глуше звон его заздравных чаш;
Меж нами речь не так игриво льется.
Просторнее, грустнее мы сидим,
И реже смех средь песен раздается,
И чаще мы вздыхаем и молчим.
Всему пора: уж двадцать пятый раз
Мы празднуем лицея день заветный.
Прошли года чредою незаметной,
И как они переменили нас!
Недаром – нет! – промчалась четверть века!
Не сетуйте: таков судьбы закон;
Вращается весь мир вкруг человека, —
Ужель