Свет чужих фонарей. Татьяна Капитанова

      Тремя неделями ранее

      Пашка шел улице не торопясь, что было ему совершенно не свойственно, и улыбался во весь рот. Во все тридцать два зуба, говорится в таких случаях, но зубов у Пашки было пока только двадцать восемь. Несмотря на середину зимы, вместо трескучих морозов вот уже вторую неделю стояла противная, если не сказать мерзкая, слякоть. Неторопливо тающий при температуре плюс один градус снег, перемешанный с песком и реагентами, был цвета старой половой тряпки из мешковины, которой тетя Зоя – техничка в школе – до сих пор мыла полы.

      А Пашка все равно улыбался. Даже когда наступил правой ногой в самую жижу по щиколотку и почувствовал, как холодная жидкость проникает сквозь неприспособленные к прогулкам по лужам дутики. Пашкина обувь, несмотря на то, что была самой дешевой из всей зимней обуви, представленной в магазине, вполне подходила для зимы – ноги в ней не мерзли – но категорически не была годна для межсезонья, а также слишком теплой по местным меркам зимы.

      Однако даже мокрая правая нога и влажная левая не смогли испортить парню настроение. Досадливо крякнув, в следующую же секунду Пашка снова заулыбался.

      Много ли человеку для счастья надо? Оказалось, для Пашкиного счастья было достаточно Полиной улыбки.

      Последним уроком в 9 Б была сегодня история. Елена Михайловна что-то монотонно рассказывала (кажется, ее лекция была связана с реформами Александра второго, но это не точно), а Пашка в это время любовался Полиной, точнее, Полиным затылком, а иногда, когда девушка поворачивалась к соседке по парте, Полиным профилем. Полина сидела за второй партой первого ряда, а Пашка – за четвертой партой второго, и это было прекрасно, так как парню открывался прекрасный обзор. Полины длинные светло-русые волосы, убранные в хвост, очень красиво струились по спине при каждом движении головой , и Пашка многое отдал бы, чтобы вечно вот так сидеть и просто любоваться Полиниными волосами. И иногда – Полининым профилем.

      А потом случилось удивительное. Полина вдруг повернулась к Пашке, внимательно на него посмотрела и улыбнулась. Лишь на каких-то пару секунд улыбка коснулась лица девушки, обнаружив скрытые до сих пор наивные ямочки на щеках, после чего Полина отвернулась и стала внимательно рассматривать страницу в учебнике, но этих секунд было достаточно, чтобы сделать Пашку самым счастливым человеком. Пашка расплылся в такой сияющей улыбке, что даже близорукая Елена Михайловна ее заметила.

      – Казаков, ты какой из реформ – земской или судебной – так сильно радуешься?

      – Обеим, – нашелся Пашка.

      Елену Михайловну, собирающуюся выспросить у Павла подробности таких прекрасных, по его мнению, реформ, перебил звонок. Седьмой, последний на сегодня, урок был закончен, и класс загудел, как потревоженный пчеловодом улей.

      – Учить семнадцатый параграф, – попыталась перекричать двадцать пять старшеклассников Елена Михайловна. – На следующей неделе контрольная!

      И идя сейчас на нелюбимую работу, с мокрыми ногами и вагоном других проблем в анамнезе, Пашка тем не менее улыбался.

      Полина училась в их классе с начала этого учебного года, три года до этого она с родителями и братом жила в США, и только летом вернулась на родину. Пожалуй, это была любовь с первого взгляда. Увидев Полину в первый раз первого сентября, Пашка широко раскрыл глаза – то ли от изумления, то ли от восторга – и с тех пор украдкой любовался на уроках Полиными волосами. И иногда – Полиным профилем.

      Если бы у Пашки спросили, он вряд ли смог бы объяснить внятно, что такого замечательного было в Полине. Она не была такой яркой красоткой, как Настя Куликова, их одноклассница – блондинка с густо накрашенными ресницами, алыми губами и ногами, растущими от ушей (к слову сказать, Полина вообще не красилась). Не была такой артистичной и остроумной, как другая одноклассница, Вика, которая мастерски ставила все сценки и танцы для школьных мероприятий. Поля была тихая скромная отличница, каким-то непостижимым образом в первый же день знакомства поразившая Пашку в самое сердце.

      Шансов у Пашки не было никаких, он это понимал и старался не мечтать попусту. Полина являлась существом другого мира. У нее была полная благополучная семья, ее папа каждое утро подвозил дочь в школу на шикарном черном внедорожнике, ее мама носила сумку за семьдесят тысяч рублей (Пашка слышал, как одноклассницы однажды обсуждали стоимость кожаного изделия). Сама Полина знала в совершенстве два иностранных языка и к своим пятнадцати годам уже побывала в восемнадцати странах. А Пашка… Он не мог себе позволить даже два билета в кино, не говоря уже о том, чтобы купить в зал еще и попкорн с газировкой. Лучше было даже и не мечтать.

      Но перестать любоваться Полиной с четвертой парты Пашка не мог, да и не хотел. Могут же у него быть хотя бы маленькие радости?

      В мыслях о девушке прошла вся дорога до Пашкиного