Огненная дева. Евгения Марлитт
разносил по саду тихие звуки эоловых арф. Молодая женщина невольно приложила похолодевшие руки к сильно бьющимся вискам и сошла с веранды.
– «Кашмирская долина» – рай, который не умели понять первые люди и заградили его для всех нас, – сказал последовавший за ней священник и пошел рядом. – Большинство ищет его и, помня проклятие, минует его, не замечая; аскет добровольно и сурово отказывается от него на всю жизнь, издеваясь над всеми его радостями, пока не грянет гром и повязка не спадет с его глаз и он не поймет, что был глуп; только тогда он познает, что не наследовал проклятия, а сам своею дерзостью призвал его на свою голову.
Его голос был глух, как будто знойная июльская ночь душила его.
Лиана остановилась и взглянула на неправильные, но глубоко взволнованные черты лица священника; она хотела отвечать, как вдруг кровь бросилась ей в лицо и залила даже белые нежные виски ее, а большие умные глаза стали холодны, как сталь, под влиянием огненного взгляда этого человека; чувствуя на себе его пламенный взор, она не хотела поддерживать такого волнующего душу разговора. Преодолевши свое смущение, она очень холодно ответила:
– После таких стонов, какие я сейчас слышала, я не могу думать о рае… Кто эта несчастная женщина?
Лицо священника разом побледнело. Он с видимым раздражением посмотрел искоса на молодую женщину, сделавшуюся так неожиданно неприступною одним только гордым поворотом своей хорошенькой головки. Это была графиня Трахенберг, вполне достойная своих славных предков.
– Не возмутится ли ваша гордость, когда вы узнаете, что Шенверт служит приютом потерянной женщине? – сказал он с резкой иронией. – Нет ничего непреклоннее гордой своей добродетелью женщины, она счастлива! Но горе тем, которых увлекает пылкое сердце!.. Я видел этот целомудренно-холодный, осуждающий женский взгляд, он пронзает как нож!
Что за речи в устах священника!.. Он повернулся и указал на дом с тростниковой крышей, который терялся за розовыми кустами.
– Кто бы мог поверить теперь, что это разбитое параличом существо, рук и ног которого уже коснулась смерть, танцевало когда-то на улицах Бенареса? Она была баядерка, бедная индийская девушка, которую один из Майнау увез за море… Ради нее возникла эта так называемая Кашмирская долина под немецким небом, тратились тысячи, чтобы только вызвать на ее уста улыбку и заставить ее забыть небо отчизны.
– А теперь ее из милости кормят в Шенверте и отдали в распоряжение суровой женщины, – проговорила глубоко взволнованная Лиана. – А ребенка ее так мучат…
– Ввиду вашего собственного интереса осмелюсь просить вас не высказываться так резко в присутствии гофмаршала, – прервал он ее. – То был его брат, который своими любовными похождениями возбудил против себя негодование света. Он давно уже умер, но и теперь, когда заходит речь об этом предмете, старик приходит в сильное раздражение. Он ревностный католик.
– Но его строгая вера не дает ему права