Аквариум (сборник). Евгений Александрович Шкловский
ликвидировать неполадки, а я ждал сообщения. Откуда же?
О ужас, по радио передают именно этот текст – про катастрофу, со ссылкой именно на наше агентство.
Выходит, это все-таки мой текст, мы первые…
Судорожно набираю номер Центра полетов, знакомый глухой голос: тебя же, сука, просили!..
Короткие частые гудки.
После смены я выхожу в тусклое мглистое утро. До припаркованной неподалеку машины три шага, но я не успеваю сделать и одного, рядом резко тормозит черный лимузин с тонированными стеклами, не успеваю даже разглядеть, какой марки. Дверца распахивается, меня с силой втаскивают внутрь.
– Ну что, первые, да?
Поехали
Мне нравится, что она любит свою машину. Нравится бескорыстно, а вовсе не потому, что иногда она подвозит меня к метро, освобождая от необходимости трястись на трамвае или автобусе. Мне нравится отвага этой миниатюрной женщины, ее уверенность за рулем, как ловко и бесстрашно она маневрирует в потоке несущихся машин. Мне нравится, что она так легко и беззаботно относится к своей старенькой «тойоте», у которой уже плохо закрываются двери, скрипят панели и которая все-таки заводится и едет, несмотря ни на что. Как ни странно, но с ней чувствуешь себя в машине совершенно спокойно – именно потому, что сама она нисколько не волнуется. А ведь могла бы – на дороге столько неожиданностей, превратностей, случайностей. Однако это не должно касаться ее. С застенчивым смешком она рассказывает, что ее машину дворники почти забросали снегом, так что ей пришлось забираться в машину через другую дверь. Или что недавно слегка въехала в грузовик, к счастью, почти без последствий, только чуть поцарапала бампер. Ну и что сказал шофер грузовика? А ничего не сказал, только вышел, посмотрел, покачал головой… Это рождает у меня теплое чувство, даже больше чем симпатию. Нечто отеческое, если угодно. Когда я думаю про нее, то тут же вижу и ее машину, маленькую красную «тойоту», засыпанную по крышу рыхлым посеревшим от городской пыли снегом, который она разгребает, чтобы приоткрыть дверь и влезть внутрь.
Обычно я вижу ее, когда она уезжает, ранним утром, это происходит в одно и то же время, около восьми, поздней осенью и зимой еще темно, она, в темной короткой куртке и в красной вязаной шапочке, выходит чуть пораньше, потому что на дорогах скользко, пробки, и она предусмотрительно оставляет на дорогу больше времени. По вечерам мы не всегда совпадаем, она частенько задерживается, может, дела заставляют сидеть сверхурочно, а может, нарочно, чтобы переждать, пока схлынет поток машин. Я ухожу домой, так и не дождавшись ее возвращения. Бывает и наоборот: я возвращаюсь, а ее машина уже припаркована на своем обычном месте, значит, я уже не увижу ее – ни как она выпрастывает ногу в джинсах из салона, ни как обходит напоследок автомобиль, проверяя, все ли в порядке, не забыла ли она выключить фары и хорошо ли закрыты двери. Иногда она нежно проводит ладонью по крыше, словно прощаясь со своей любимицей на ночь.
Мне кажется, она не видит меня, поскольку