Смерть придёт на лёгких крыльях. Анна Сешт
другой не было сердца.
Он протянул руку, но форма истаяла, рассыпалась в зыбком мраке, и только перо легло ему на ладонь.
Когда он опустил взгляд, то увидел свое отражение…
Нет, не свое – собачьего Бога, ощерившегося в оскале.
Инпу распахнул пылающие глаза, отражавшие саму вечность.
«Помоги!»
Нахт вскинулся, растерянно озираясь. Похоже, он сам не заметил, как задремал, присев у выбеленной стены мастерской. Страж укорил себя – хоть вокруг пока тихо, а все же терять бдительность нельзя.
Образы из сна таяли. Безлунная ночь опускалась на Город Мертвых темным искристым покрывалом, мягко ступала по пескам и садам, перешептываясь с ветром среди ветвей. Западный Берег, гудевший днем, словно улей, засыпал, и, если прислушаться, в этой тишине можно было даже услышать плеск волн Итеру[13]. Где-то в скалах, граничащих с бескрайними песками Дешрет[14], подвывали шакалы, и псы-стражи вторили им на разные голоса.
Заслышав далекий клич дозорных: «Все спокойно!» – Нахт поднялся, повел плечами, пытаясь сбросить напряжение. Спокойно, да. Хорошо бы. Но затишье казалось тяжелым, недобрым – как перед песчаной бурей. Отец называл это чутьем – что-то вроде запаха, по которому идешь, как по следу. Может, сон еще не отпустил? Странное, тревожное видение. Но Нахт уже почти два дня провел здесь, и ничего не случилось.
Стая бродила вокруг. Черная зверюга держалась миролюбиво, даже хвостом мела по песку, только буравила своим странным взглядом – слишком разумным, почти насмешливым.
– А говорил еще, что им не нравишься, – хмыкнул подошедший Бек, протягивая флягу с вином. Нахт с благодарностью отхлебнул, согреваясь в вечерней прохладе. – Вон как смотрит. Ты ее что, подкармливаешь?
– Пробовал – не берет, – меджай покачал головой, привалился плечом к стене.
Командир вздохнул, нахмурился, глядя на тихие темные сады, на далекие ночные огни Города Мертвых и ремесленных поселений в холмах, на громаду храма, возвышавшуюся над возделываемыми землями. Ему явно хотелось что-то обсудить, и Нахт приготовился слушать. С этим рэмеч[15]они сталкивались уже не первый раз и впечатление друг о друге составили приятное. Еще недавно Нахт с товарищами помог ему, когда в ходе беспорядков едва не пропала часть вверенных отряду Бека под охрану драгоценных алебастровых ваз для святилищ.
– Хватит с нас уже тревожных вестей, да? Вот вроде тихо все, а как-то будто неладно, – сказал Бек. – Ведь недаром говорят, если на празднествах что-то пошло не так – значит, чем-то мы прогневали Богов.
– А что было не так? – спросил меджай. – Даже непонятно толком, что случилось. Но ведь на торжественных процессиях обошлось без неприятностей?
– Теперь уже поди разберись. Болтают всякое. Кого послушать – так священная барка Амона едва не рухнула на головы несущим ее жрецам. А еще – что в малом дворце у храма какой-то недуг, потому двери заперли для всех. Никого ни впускать не велено, ни выпускать.
– И эти – из дворца? – Нахт
Итеру-Аа (др. егип.) – «Великая Река», древнее название Нила.
Та-Дешрет (др. егип.) – «Красная Земля», название пустыни у древних египтян.
Рэмеч-эн-Кемет (др. егип.) – «народ Черной Земли», самоназвание древних египтян.