Гидра. Максим Кабир
в детстве?
– Потому что сны – плод дневных раздумий, а взрослый человек, коммунист, не думает о разной гнуси.
– Я – не думаю, – быстро сказал Фоменко. Грузовичок пошел по крутому склону, по перешейку между руслом реки и карьером, дающим стройке грунт. В светлую пору суток от пейзажа было не оторваться: лесистые массивы взмывают над «трубой», несется по порогам темный поток Ахерона, словно доставляет известия закованным в вечную мерзлоту, погруженным на дно Ледовитого океана богам. Но сейчас лишь очертания хребта угадывались за серебрящейся пеленой, да слепо тыкались в небо световые колонны, отмечающие карту намыва.
– Мне снятся звезды, – сказал Фоменко. – Но они не как звезды, не из газа и плазмы. Они – дырки в космосе.
– Дырки? – переспросил Ярцев.
– Ага. Дырки, из которых на меня кто-то смотрит.
Ярцев одарил инженера недовольным взглядом.
– На тебя смотрит наше Государство. И премия в двести рублей. Не посрами первое и не лишись второй.
– Есть, – выпрямился Фоменко. Грузовик скатился по склону, и стал различим левый берег, перемычка котлована, озаренного прожекторами, намывные трубопроводы и устройства обвалования. В яме – с маленькой буквы, но и с большой тоже – бултыхался спецконтингент, бедолаги, перевоспитываемые всепрощающей Родиной и системой ГУЛАГа. За выполнение норм наряда им обещали скостить в три раза сроки. Они копали, падали, вставали, прокладывали в черной каше магистральные пульпопроводы, соединяли трубы на фланцах, падали и снова вставали. По тридцать зэков на двенадцатичасовую смену, по десять конвоиров, охраняющих бригады.
Грузовичок припарковался на пристани у котлована. Ярцев выбрался под дождь. Вода омывала лицо, он облизнулся, почувствовав медный привкус небесной влаги. Грохали копры. Рокотали компрессоры и перфораторы. Вспыхивали бенгальские огни сварочных аппаратов. Пахло паленым войлоком.
«Звезды-дырки, – подумал раздраженно Ярцев. – Надо же!»
Под подошвами скрипели доски. Прожектора выхватывали из мрака фигуры вохровцев. Их тени ползали по настилу. Окруженная колючей проволокой стройка здорово напоминала ад. Грешники и черти с винтовками… Ярцев мотнул головой, направляясь к воротцам под вышкой.
– Кто идет?
– Свои!
Солдат посторонился. Ярцев проковылял к краю котлована. Страшно болела нога, и ломило в висках. Быстрее бы домой. Снять сапоги. Стешка заварит чай. Завтра – душное таежное лето, Галина Печорская распишется на афише, Родина, олицетворенная в упитанном чиновнике, пожмет руку и щедро наградит…
Ярцев напряг зрение. Спецконтингент, как положено, месил грязь. Прораб следил за обвалованием, возможно, думая о судьбе апрельского такелажника. Пахала станция перекачки, жужжали пневматические сверла, а на воде денно и нощно трудилось судно – расчищающий дно Ахерона земснаряд. Отсюда Ярцев не видел ни членов команды, ни багермейстера.
Все выглядело обыденно, вот только… Мысль, как верткая рыба, сорвалась