Однажды все апельсины стали большими… (мрачная фантастическая повесть с запахом морали и кусочками нравственности). Светлана Валерьевна Азарова
за день, – грустно заключил мужчина, заметив вопросительный взгляд мальчика. – Но это хоть что-то живое. Я набираю желуди у ограды. Только там можно найти что-то, лежащее не на своем месте. Таково моё наказание.
Но ты молчишь. Ты не можешь говорить?
Тим утвердительно качнул головой.
Мужчина с невыразимой жалостью во взгляде смотрел на мальчика, потом его лицо искривилось. Он отвернулся и громко, навзрыд заплакал, некрасиво морща рот.
– О мой бедный сын! Ты такой несчастный! Это я во всем виновата!
В порыве сочувствия Тим подошел к мужчине и положил руку ему на плечо. Тот порывисто обернулся и, прежде чем мальчик успел отскочить, рухнул в его объятия, обильно орошая хрупкое плечо слезами.
Прошло немало времени, прежде чем он смог хотя бы немного прийти в себя. Этому немало поспособствовало полбутылки виски, найденного в кухонном шкафу. Кроме бутылки и половинки засохшего лимона, больше в шкафу ничего не было. После виски, влитого через силу, так как при каждом глотке мужчина морщился, и добрая часть напитка выливалась на его безукоризненно выглаженную рубашку, уже изрядно заляпанную розовым, он смог немного успокоиться и теперь ласково и восторженно улыбался, пытаясь при каждом удобном случае обнять и поцеловать Тима, который, впрочем, довольно быстро научился ловко уворачиваться. При всякой подобной попытке пьяница неизменно падал, но, хихикая, поднимался для того, чтобы усесться обратно в мягкое кресло, пожалуй, единственную уютную вещь во всем доме.
– Да, мой милый сыночек, вот так живёшь и не знаешь, когда умрёшь. Ик…И что потом – не знаешь. Налей-ка мне ещё виски… Я вообще-то не пью, ты не думай, что твоя мамочка – горькая пьяница. Уж в этом я ни-ни. Но ничего другого в этом проклятом доме нет. Ночь за ночью холодный ветер продувает ненавистный замок насквозь. И ни искры огня, чтобы согреться…Пламя выживает здесь только в бутылке. Да и к тому же не всякий день находишь ребёнка, правда? Да ещё и живого. Точнее, неживого, но здорового…Точнее, почти здорового…Ах, ты же меня понял?
Мужчина посмотрел на Тима, прыснул и, грозя пальцем, самому себе с великой серьёзностью сказал:
– Только никак не возьму в толк (он сосредоточенно наморщил лоб): как тебе удалось пробраться сюда? Это же никому не удавалось. Тут же у каждого своё наказание: в соседнее не попасть, а ты как-то сумел …Не иначе, как Он помог.
Мужчина сложил руки и благоговейно посмотрел на потолок. От резкого движения у него закружилась голова, и незнакомец покачнулся, ухватившись за Тима.
– Что-то мне нехорошо. Но ведь могло быть и по-другому! А меня вот сюда поселили. А ведь могла в котле вариться или ещё похуже, а я вот в доме живу, и еда есть. Правда, я ненавижу лимоны. Это папочка твой покойный любил, а я терпеть не могу, впрочем, как и (незнакомец широко махнул рукой) всё вокруг. Но твоему отцу очень понравилось бы. Кстати, не хочешь ли с ним познакомиться? Вряд ли вы когда-нибудь виделись…
И не дожидаясь реакции мальчика, мужчина схватил его за руку для того, чтобы втащить из комнаты и провести по лестнице через лабиринт