Рейд. Оазисы. Книга 5. Блок. Борис Конофальский
пыли два грузовика на юг. Водонапорная башня, два ветряка рядом с нею, кладбище, а чуть дальше заправочная лавка с обедами. А вот тех машин с бойкими ребятами, что обыскивали проезжающие грузовики, теперь у дороги не было.
«Значит, обшаривают город».
Вот только теперь он почувствовал себя в некоторой безопасности. Вернее, этот душный и пыльный дом стал ему казаться менее опасным пристанищем. А хозяин дома… Ну, уполномоченный ждал его, чтобы сделать выводы после знакомства.
«Я буду вечером», – вспомнил Андрей Николаевич окончание записки, что так и лежала на столе.
Вот тогда всё окончательно и прояснится. А пока он вытер лицо от пота и отошёл от окна. Отсутствие защитной краски на доме к двум часам дня стало вполне себе ощутимым. Даже сезон воды не спасал дом от серьёзного нагревания. Было душно.
«Ну ладно, я привычный, а тот, кто тут живёт… Интересно, как он переносит лето?».
Вечера ему дожидаться не пришлось, уже к четырём часам дня кто-то возле дома стал разговаривать. Говорили у двери. Уполномоченный встал ближе к окну, но слов не расслышал. Он не очень напрягся, это был какой-то бессмысленный разговор соседей. Вопрос – ответ, вопрос – ответ. А потом в замок вставили ключ. Андрей Николаевич не стал даже поднимать оружия, потому что кто-то, открыв дверь, сразу не вошёл, а, словно предупреждая о своём приходе, произнёс:
– Ох и духота тут.
Только после этого в проёме двери появился человек среднего роста. Старый пыльник, старая кепка, старый респиратор и неплохо так стоптанные башмаки с обмотками. На плече у него висела двустволочка, на которой воронение стёрлось до белого металла, а в руке без перчатки он держал небольшую дрофу. Типичный степняк-охотник. За спиной рюкзак.
Человек этот, увидав Горохова, не удивился, не удивился он и тому, что уполномоченный держит в руке обрез. Охотник прикрыл дверь, поставил ружьё, снял респиратор и сказал, кладя дрофу на стол:
– Здравствуй, Андрей.
Это был человек монголоидного вида, лет сорока пяти, его нижняя губа имела отчётливую синюю кромку и была чуть перекошена – проказа.
– Как вас зовут? – сразу спросил Горохов.
– Меня? – переспросил охотник. – Меня Миша.
«Миша?».
Уполномоченный не спускал глаз с пришедшего, да и свой обрез держал наготове.
– Мне называли другое имя.
– А… – вспомнил пришедший. – Шубу… Но так меня никто не зовёт.
– Шубу? – этого уполномоченному мало. – Кое-кто мне всё-таки назвал это имя. Только называл его полный вариант.
– Шубу-Ухай, – говорит Миша. И начинает раздеваться.
– С кем вы сейчас разговаривали на улице? – продолжает Горохов.
– Так это… – начинает Миша объясняться. – Соседка попросила продать ей половину дрофы. А я, видишь, маленькую добыл, издалека пришлось бы нести большую, лень было. Получается, не продал я соседке мяса.
Этот ответ удовлетворяет Андрея Николаевича, но