Препод 2. Александр Курзанцев
силой она называется только потому, что мы ещё до конца не определили, как именно она воздействует на окружающую нас материю. Да, мы знаем ключевые составляющие заклинания, знаем какие силы приводят её в движение, но не знаем, что является промежуточным звеном, что нашу магическую силу выплеснутую в из тела наружу в виде заклинания, передаёт окружающим предметам. Например, заклятие ветра.
Я быстро рукой сотворил заклинание воздушного удара влив в него совсем немного маны. Получившийся поток воздуха был очень слабым и смог лишь взъерошить волосы сидящих передо мной студентов, но этого было вполне достаточно для демонстрации. Заметив, что сидящий в середине ряда Ботлер успел выставить защитные чары, похвалил парня:
– Плюсик за отличную реакцию, Бари.
Пояснил:
– Вы все сейчас почувствовали поток воздуха, который создало моё заклинание. Но как мы можем описать этот процесс? Если грубо? Я нарисовал в воздухе определённый знак, влив в него имеющуюся у меня ману, после чего знак исчез и подул ветер. Понимаете?
Я оглядел задумчивые лица студентов.
– Мы не видим как именно созданное плетение приводит в действие находящиеся в покое воздушные массы. А между тем, это весьма важно. Все те закономерности, что мы изучаем, которые выведены как магические аксиомы и теоремы, это всё результат долгого и упорного тыканья пальцем в неизвестность. Тысячи лет происходил набор статистических данных, находились и определялись закономерности. Но всё это, до сих пор, тыканье в слепую, брожение в темноте на ощупь.
– А что, никто этого так и не открыл? – поднял руку один из новых студентов, перешедший вроде бы из “В”.
– Возможно и открыл, но Катаклизм похоронил очень многие знания, – ответил я.
– Впрочем, – я чуть прищурился, – может быть, когда-нибудь в будущем, это сможет открыть кто-нибудь из вас.
В который раз, сидя в своём кабинете, я крутил в руках цилиндр древнего ключа, пытаясь понять, что означают двенадцать на восемь чисел, в двенадцати разных вариантах. Тут взгляд мой упал на карту Яола, которую я приобрёл по случаю. Континента, который протянулся на двенадцать тысяч километров с запада на восток и на восемь тысяч километров с севера на юг. Двенадцать на восемь…
Торопливо сняв карту со стены, я расстелил её на столе и линейкой расчертил сетку координат с шагом в тысячу километров.
Положив рядом листок с цифрами, начал бормотать себе под нос:
– Итак, ряды на ключе, это, грубо говоря, меридианы, которых двенадцать, а столбцы это параллели, которых восемь. Если взять первую цифру первого ряда, то это… – тут я замешкался, но, всё же, ткнул карандашом в узел образованный пересечением крайних параллели и меридиана в левом верхнем углу карты, поставил возле него цифру семь.
Затем пронумеровал второй узел, и так далее, пока все пересечения не стали обозначаться цифрами в диапазоне от одного до двенадцати. И вновь замер в задумчивости. Потому что даже расставленные таким образом, они всё равно не проясняли вопрос, что же, всё-таки, это должно значить. Шифр,