Культура и империализм. Эдвард Саид
времени много усилий сосредоточено на изучении художественной литературы (narrative fiction), однако мало внимания уделялось ее месту в истории и мире империй. Читатели этой книги быстро поймут, какое большое значение для моих тезисов имеет нарратив (narrative), поскольку, на мой взгляд, именно он (that stories) лежит в основе того, что исследователи и писатели говорят о необычных регионах мира; но эти же истории стали для колонизированных народов важным методом утверждения собственной идентичности и существования собственной истории. Разумеется, империализм вел борьбу, прежде всего, за территорию, но когда дело касалось того, кто владел землей, кто обладал правом селиться и работать на ней, кто поддерживал ее, кто ее завоевывал и кто определял ее будущее, то все эти вопросы отражались, обсуждались и даже иногда решались в рамках нарратива. Как утверждает один из критиков, нации и сами суть повествования (nations themselves are narrations). Для культуры и империализма большое значение имеет право рассказывать или запрещать другим нарративам возникать и формироваться, и это одна из главных связей между культурой и империализмом. Самый важный, большой нарратив (grand narratives) эмансипации и просвещения мобилизовал людей в колониальном мире на восстание и свержение имперского владычества; и в процессе многие европейцы и американцы были настолько захвачены этими историями и героями, что также стали бороться за новые нарративы равенства и человеческого общежития.
Второй фактор менее заметен. Культура – это концепт, включающий в себя элемент очищения и возвышения, хранилище всего лучшего, что общество узнало и помыслило. Это определение еще в 1860-е годы сформулировал английский поэт Мэтью Арнолд[11]. Арнолд полагал, что культура смягчает, если не полностью нейтрализует, ущерб от модерного агрессивного, меркантильного, огрубляющего городского существования. Вы читаете Данте или Шекспира, чтобы приобщиться к лучшим мыслям и знаниям, а также чтобы увидеть свой народ, общество и традиции в лучшем свете. Со временем культура начинает ассоциироваться, зачастую в агрессивной форме, с нацией или государством, она отличает «нас» от «них», почти всегда с некоторой степенью ксенофобии. В этом смысле культура становится источником идентичности, достаточно агрессивной сущности, как мы видим по недавним «возвращениям» к культуре и традициям. Эти «возвращения» сопровождаются строгими кодексами интеллектуального и морального поведения, противопоставляя себя вседозволенности, характерной для таких относительно либеральных философских течений, как мультикультурализм[12] и гибридность[13]. В бывших колониях эти «возвращения» привели к религиозному и национальному фундаментализму в разных вариациях.
В этом втором смысле культура становится подобием спектакля, где разные политические и идеологические причины вовлекают друг друга в действие. Будучи далеко не мирным царством аполлоновской гармонии, культура может стать полем битвы, куда на свет божий выходят
Мэтью Арнолд (1822–1888) – английский поэт и культуролог. Использование Саидом определения Арнолда критикуется антропологами, опирающимися на иное определение культуры, сформулированное сэром Эдвардом Тейлором (1832–1917): «Культура или цивилизация, взятые в широком этнографическом смысле, – это то сложное целое, которое включает знания, убеждения, искусство, закон, мораль, обычаи и любые другие способности и привычки, приобретенные человеком как членом общества». Это определение кажется менее элитистским и этноцентричным. О причинах выбора такого определения и влиянии концепции «культуры» на дальнейшую критику Саида: Daniel Martin Varisco.
Мультикультурализм – социологическая и политологическая концепция. Изначально рассматривалась как будущее устройство общества, следующего призывам к толерантности и терпимости к разным сообществам взамен лозунга слияния (fusion) всех сообществ в единую структуру. В период потрясений 1968 г. (одним из примеров которых могут служить студенческие протесты во Франции) рассматривалась в качестве одного из главных пунктов либеральных реформ и требований восставших. В начале 2000-х гг. отношение к этой концепции изменилось: она подвергается нападкам за ее релятивизирующие, партикуляристские и эссенциализирующие последствия. Иными словами, мультикультурализм подвергся критике за создание новых видов «несправедливости», развитие новых иерархий внутри обществ, следующих этой концепции в своей внутренней политике и акцентирующих «культурные различия», которые выстраивают новые границы между сообществами. См. подробнее: Feichtinger J, Gary B. Cohen (eds.).
Гибридность – одно из дискуссионных понятий постколониальной теории. Определение этого понятия было сформулировано философом Хоми Бабой (род. 1949), в том числе под влиянием работ литературоведа Михаила Бахтина (1895–1975). В условиях колониального общества Баба обратил внимание на взаимозависимость колонизатора и колонизируемого, формирующих свою субъективность в рамках особого пространства обмена («третьего пространства»). Культурная идентичность всегда возникает в этом противоречивом и амбивалентном пространстве, что для Бабы делает несостоятельными претензии на иерархическую «чистоту» культур. Центральным элементом в этой концепции становятся «культурные различия», которые актуализируются в рамках этого пространства обмена. Однако подобная формулировка и акцентирование идеи «различий» стали поводом для критики. Например, концепция «гибридности» пренебрегает фактором иерархий (в том числе производителей знания) внутри колониального общества, преуменьшает оппозиционность сторон. Концепция виделась чрезмерно текстуальной и идеалистической. Более того, само слово «гибридность» появилось именно в имперском дискурсе. См. подробнее: Mambrol N.