Большие надежды. Чарльз Диккенс
воскликнула сестра и взглянула на мистера Памблчука уже гораздо более мягко. – Не отсох бы у нее язык сказать об этом пораньше, ну, да лучше поздно, чем никогда. А что она дала этому сорванцу?
– Ему, – сказал Джо, – ничего не дала.
Миссис Джо уже готова была вспылить, но Джо предупредил ее.
– А что дала, – сказал Джо, – то дала его друзьям. «А друзьям, – так она объяснила, – это значит, в руки его сестре миссис Дж. Гарджери». Так и сказала: «Миссис Дж. Гарджери». Может, она и не знала, как это понимать, – добавил он задумчиво, – то ли Джо, то ли Джейн.
Сестра поглядела на Памблчука, а тот потер подлокотники своего деревянного кресла и закивал головой, поглядывая то на нее, то на огонь в камине с таким видом, будто давным-давно все это знал.
– Сколько же ты получил? – спросила сестра и засмеялась – так-таки засмеялась!
– Как посмотрит почтеннейшая публика на десять фунтов? – осведомился Джо.
– Неплохо, – сухо ответила сестра. – Не ахти сколько, но неплохо.
– Ну так вот, больше, – сказал Джо.
Бессовестный пройдоха Памблчук опять закивал и поддакнул, потирая ручки своего кресла:
– Больше, сударыня.
– Вы что же, хотите сказать… – начала сестра.
– Да, сударыня, хочу, – сказал Памблчук, – но погодите минутку. Продолжай, Джозеф. Ты молодец. Продолжай!
– Как посмотрит почтеннейшая публика, – снова заговорил Джо, – на двадцать фунтов?
– Ну, это прямо-таки щедро, – отвечала сестра.
– Так вот, не двадцать фунтов, – сказал Джо, – а больше.
Гнусный лицемер Памблчук опять кивнул и подтвердил, снисходительно посмеиваясь:
– Больше, сударыня. Ай да Джозеф! Говори, говори, голубчик!
– Чтобы зря не тянуть да не томить, – сказал Джо и сияя подал мешочек сестре, – вот. Тут двадцать пять фунтов.
– Двадцать пять фунтов, сударыня, – как эхо отозвался подлый мошенник Памблчук и встал, чтобы пожать ей руку. – Кто же их и заслужил, как не вы (вспомните, я всегда это говорил), а посему желаю вам всяческого благополучия!
Остановись он на этом, и то его злодейство вопияло бы к небу; но он еще усугубил свою вину тем, что тут же взял меня под надзор, и его покровительственно-властный вид оставил далеко позади все другие его преступления.
– Вот что, Джозеф и жена Джозефа, – сказал он, ухватив меня за руку повыше локтя. – Я если что начал, то люблю доводить до конца, такой уж я человек. Мальчика нужно записать в ученье незамедлительно. Я так считаю. Незамедлительно.
– Ах, дядя Памблчук, – сказала сестра (зажав в руке мешочек с деньгами), – мы вам по гроб жизни обязаны.
– Полноте, сударыня, – возразил окаянный торговец. – Кому же не приятно доставлять другим удовольствие. А что до мальчика – надо его записать. Ведь я всегда говорил, что позабочусь об этом.
До судебного присутствия было рукой подать, и мы