Скарамуш. Возвращение Скарамуша (сборник). Рафаэль Сабатини
он уходил из театра после представления. Все ушли, а она вернулась под предлогом, будто что-то забыла.
– Скажите, что я вам сделала? – спросила она напрямик.
– Сделали мне, мадемуазель? – не понял он.
– Почему вы меня ненавидите?
– Ненавижу вас, мадемуазель? Я ни к кому не питаю ненависти, ибо это самое неразумное из всех чувств. Я никогда не испытывал ненависти даже к своим врагам.
– Ах, какое христианское смирение!
– Ненавидеть вас – вас!.. По-моему, вы восхитительны. Я всегда завидую Леандру. Кстати, я серьезно подумывал о том, чтобы заставить его играть Скарамуша, а самому взять роль Влюбленного.
– Не думаю, чтобы вы пользовались успехом.
– Это единственное, что меня удерживает. Однако если бы у меня был такой источник вдохновения, как у Леандра, возможно, я бы сыграл убедительно.
– Что же это за источник?
– Возможность играть вместе с такой очаровательной Клименой.
Она не дала себе труда вглядеться в его худое лицо.
– Вы смеетесь надо мной, – сказала она и проплыла мимо Андре-Луи в театр. Да, с таким бесполезно говорить – он абсолютно бесчувственный. Разве это мужчина?
Однако, когда минут через пять Климена вернулась, она увидела, что он задержался.
– Еще не ушли? – надменно осведомилась она.
– Я ждал вас, мадемуазель. Ведь вы идете в гостиницу. Нельзя ли мне сопровождать вас…
– Какая галантность! Неужели вы снизошли до меня?
– Может быть, вы предпочитаете, чтобы я не сопровождал вас?
– Ну что вы, как можно, господин Скарамуш! К тому же нам по пути, а улицы ничьи. Просто я ошеломлена неожиданной честью.
Взглянув на Климену, Андре-Луи заметил, как надменно выражение ее прелестного лица, и рассмеялся.
– А что, если я боялся, что к этой чести не стремятся?
– Ах, теперь понятно! – воскликнула она. – Значит, это я должна добиваться такой неслыханной чести и бегать за мужчиной, чтобы он заплатил мне простой долг вежливости. Раз это утверждаете вы, господин Всезнайка, значит так оно и есть, и мне остается только просить прощения за свое невежество.
– Вам нравится быть жестокой, – сказал Скарамуш. – Ну что же, ничего не поделаешь. Пойдемте?
И они направились к гостинице, идя быстрым шагом, чтобы согреться: вечер был ветреный. Некоторое время они шли молча, украдкой наблюдая друг за другом.
– Так вы считаете меня жестокой? – наконец спросила Климена с вызовом, и стало ясно, что слова Андре-Луи задели ее за живое.
Он взглянул на нее с полуулыбкой.
– Вы не согласны?
– Вы первый, кто обвиняет меня в жестокости.
– Не смею предположить, что я первый, к кому вы жестоки, ибо такое предположение было бы слишком лестно для меня. Лучше будем считать, что другие страдали молча.
– Боже мой! Так вы страдали? – Было непонятно, говорит ли она