Крушение империи. Записки председателя Государственной думы. М. В. Родзянко
звонком. У аппарата был Михаил Владимирович, который просил меня немедленно явиться к нему. Я застал его в кабинете за письменным столом. Он молча протянул мне бумагу… Я понял – это был указ.
Настала мучительная пауза. Михаил Владимирович сидел в глубоком раздумье и нервно перебирал пальцами свою бородку. Затем он встал и начал быстро ходить из угла в угол.
«Все кончено… Все кончено!» – повторял он несколько раз, как бы про себя.
Видно было, как дорого стоили ему эти несколько часов. Многое, я думаю, передумал и перечувствовал этот человек за короткое время. Он как-то сразу осунулся, постарел, глубокая тень печали легла на его открытое, честное лицо, тень, которая оставила свой грубый след на всю его жизнь.
Он быстро остановился и с нескрываемой брезгливостью и злобой сказал:
– Позвоните сейчас «этому» Протопопову.
Я взялся за аппарат, но все мои попытки связаться с министром внутренних дел были тщетны.
– Очевидно, сбежал герой, – с усмешкой заметил Михаил Владимирович и вновь заходил по кабинету. Он несколько раз подходил к письменному столу, брал роковой указ, бегло прочитывал его и снова бросал на место.
Время подходило к рассвету, я потушил электричество. В комнате стало как-то еще печальнее. Мне бросилось в глаза необыкновенно бледное лицо Михаила Владимировича.
– Попробуйте дозвониться до князя Голицына, быть может, на этот раз вам посчастливится.
Я вновь взялся за трубку телефона, и мне наконец удалось нарушить мирный сон председателя Совета министров и вызвать его к телефону.
Михаил Владимирович подошел к аппарату, и я услышал теперь уже ровный, спокойный голос:
– С добрым утром, ваше сиятельство.
Но тут он вдруг быстро, не отнимая трубки от уха, повернулся ко мне лицом, и по его широко открытым глазам я понял, что происходит что-то недоброе.
Резким движением Михаил Владимирович повесил, почти бросил, телефонную трубку на аппарат, и я услышал уже другой голос:
– Нет, вы не можете себе представить, что сейчас заявил мне этот председатель Совета министров: «Очень прошу вас, Михаил Владимирович, более ни с чем ко мне не обращаться. Я больше не министр, я подал в отставку».
С этими словами Михаил Владимирович грузно опустился на стоящее в углу кресло и закрыл лицо обеими руками.
Настала тишина, и я услышал почти шепот:
– Боже мой, какой ужас!.. Без власти… Анархия… Кровь…
И первый раз я увидел на лице Михаила Владимировича слезы. Он тихо плакал.
Потом быстро встал, провел рукой по лицу, как бы стряхнув с себя этим жестом минутную слабость, и, взяв меня за руки, притянул к себе и прошептал:
– Нет, нет, все это еще ничего… Все можно перенести, но меня мучает одно, и эта проклятая мысль гвоздем засела в мою голову. Скажите мне скорее, неужели я не сделал всего, что от меня зависит, чтобы предотвратить этот кошмар? Этот ужас! Ведь это гибель России.
Как мог, я старался успокоить Михаила