На другой стороне лжи. Роман. Екатерина Васильевна Нечаева
поднялась и прошлёпала к четырёхстворчатому зеркальному шкафу. Олицетворяя собой современность, он был завуалированным другим миром, поглотившим в себя гардероб, полки, шкафчики, ларцы, ларчики. В центре шкафа стояло старое кресло, купленное на аукционе, а в одном из ларцов хранился любимый бабушкин платок и нательный оловянный крестик, якобы приданный Лидии при крещении. По мнению Юлечки, давней славной подруги, в шкафу можно было жить, не отказывая себе в удобствах, если, конечно, прорубить петровское окно в соседнее, туалетное, помещение, отделявшее жадный шкаф от отвоевавшей себе мизерное местечко на этой планете кухоньки со встроенным мини-холодильником и полным отсутствием духовки.
Телефон продолжал настойчиво подавать признаки жизни. Справившись с просторными карманами шубы, Лида наконец-то ответила:
– Слушаю.
– Ты чё так долго к телефону не идёшь? Спишь, што ли? Завтра приедешь? Точно? – отец сыпал вопросами, не давая возможности ответить. Она помнила эту его манеру с детства: в первых вопросах была претензия, потом тон менялся, а в последнем вопросе, обычно коротком, появлялась плаксивость. Она не видела отца много лет, с тех пор, как он женился на особе, равной ей по возрасту, но потребовавшей, чтобы Лида называла её не иначе как мама. Новоиспечённая тридцатилетняя дочь, узнав, что явилась причиной несчастной отцовской жизни, брошенной на алтарь воспитания и содержания девчонки, из которой так ничего путного и не вышло, с трудом выдержала полтора дня их свадьбы. Пока молодые пиршествовали, Лида покинула квартиру, в которой прожила тридцать лет, шестнадцать из них – с мамой и папой, а после того, как мать спешно уехала за границу с брутальным красавцем, – только с отцом. Во времена совместного бытования с папенькой она несколько раз пыталась связать свою жизнь с какими-то типами, но каждый раз возвращалась домой. Впервые это случилось в семнадцать, через год после побега матери. Отец тогда изрядно пил. Но новый папик, к которому она сбежала, оказался один в один похож на него, с той лишь добавкой, что распускал руки, как доходил до кондиции, и блудная дочь вернулась к родному очагу, виновато перешагнув порог. Не заметивший её трёхнедельного отсутствия отец пробормотал что-то про пиво и выключился до утра.
– Точно? – снова ожил в руке телефон. В голосе Лида уловила новые, не знакомые ей, нотки.
– Здравствуй, папа, – она выдержала паузу, пытаясь понять, что скрывается за неизвестным тоном, и, как можно спокойнее, продолжила: – Да, я приеду. Мы же договорились.
– Договорились… – передразнил её отец. – Мало ли что договорились… А вдруг у тебя чё случилось?
Ясно представилась картина, как отец выкатывает глаза на «чё случилось» и затем плотно смыкает губы.
– Я бы позвонила и сказала, – выдержав небольшую паузу, ещё ровнее произнесла Лидия Ивановна-Львовна, как будто бы разговаривала с клиентом, – надеюсь, что и у тебя