Дурдом. Роман основан на реальных событиях. Нина Че
Да чтоб у вас самих родилась такая «больная детка»!
От возмущения её и без того вытянутое лошадиное лицо вытягивается ещё больше.
– Ну-ка, дай. – я вырываю газету у няньки.
Ого, нам отвели аж целый разворот!
«Гнездо „Кукушки“: как живётся в детском доме сиротам?» – риторически вопрошает заголовок.
Статью иллюстрирует портрет Генки в кукольной коляске. Генке уже пять, а весит он четыре килограмма, как грудничок, и мыть его носят, держа за завязки ползунков.
Я читаю вслух вредным голосом:
– «Вот сидит малыш Гена. Он задумчиво смотрит в окно. Интересно, какие мысли бродят в маленькой голове бедного сиротки? Вспоминает ли он маму, которая бросила его одного в холодном чужом казённом доме?».
Вот ведь суки!
Если бы они спросили у Наташки, «о чём думает Гена», она бы популярно объяснила, что никакую маму он не вспоминает, потому что идиот. И это не ругательство, а медицинский диагноз – идиотия, крайняя степень умственной отсталости. Разум Гены настолько недоразвит, что в нём нет места даже базовым инстинктам, таким, как реакция на боль, температуру, еду. Когда приносят ужин, все обитатели группы нетерпеливо орут и воют на разные голоса, сползаясь к столам. Только не Гена, которого покормишь – хорошо, не покормишь – всё равно.
Целыми днями инвалид совершает одно автоматическое движение: большим пальцем левой руки методично и неустанно царапает левую щёку. Когда щека расцарапана до крови, Гена орёт. Руку пробовали привязывать к коляске – тогда он орёт из-за того, что не может её поднять. Это бесконечное действо удалось прервать, когда мы сообразили надеть на руку Гене варежку. Теперь он так же карябает щёку, но мягкая варежка мешает членовредительству.
И ни в какое окно Гена не смотрит, хотя бы потому, что его коляска всегда стоит спиной к окну, чтобы персоналу было хорошо видно самого Гену.
– «Вот девочка Алина…» – продолжает Наташка, вырвав газету обратно. – «В её глазах грусть и тоска по маме…».
Нянька затейливо матерится, и я боюсь, что её хватит удар – всё-таки она уже немолодая, хорошо за тридцатник. Наташка яростно напяливает соски на бутылочки с кефиром и стремительно скрывается в спальне, шарахнув дверью.
Грустной девочке Алине пять, у неё диагноз кретинизм, низкий, в два пальца, лоб, покрытый тёмной растительностью. Она целыми днями ползает на заднице по полу группы, крепко сжав негнущиеся парализованные ноги, и мастурбирует. Испытав оргазм, громко вопит, распялив огромный рот с редкими испорченными зубами, падает на бок и мгновенно засыпает. Проснувшись, начинает заново свою бесконечную половую жизнь. Во время этих странствий Алинины колготки съезжают с тощей задницы до колен, и всё, чем мы можем ей помочь – это натянуть их обратно, оттащить её, спящую, на палас и сменить на чистое испачканное бельё.
– Раз им так жалко Гену с Алиной, могут их усыновить и подарить материнское тепло, – предлагаю я неведомым журналистам. – Или хотя бы прийти сюда волонтёрами на недельку.