Что делать? Из рассказов о новых людях – век спустя. Гавриил Яковлевич Кротов
растёт меж сортами. Опять подсчитали, что семифунтовая долго не продержится. Цена ему удваивается, а срок в пять раз увеличивается. Подсчитали, что для крыши потребуется олифа и краска, а через 2—3 года ремонт, и решили пойти на крайний расход – крыть оцинкованным железом: ему ни краски, ни ремонта не понадобится. Так ради экономии расход увеличили. Учли, что железо себя оправдает: чердак можно использовать как сушилку, в дымоходах сделать коптильные камеры по немецкому обычаю. Вот это и окупило расходы в короткий срок.
С кирпичом тоже заминка получилась. Везти из города 60 вёрст, каждый рейс – три дня, а привезёшь на паре волов по сухой дороге не больше трёхсот штук. Считай, во что этот кирпич обойдётся. Соорудили мы свою печь для обжига кирпича, немудрящую, на 500 штук, да зато скот не гонять, время не терять, рабочие руки от хозяйства не отрывать – около печи жёны да дети управляются. Конечно, расход немалый, да зато экономия сразу почувствовалась, а потом печь окупилась и начала немалую прибыль давать. Спрос на наш кирпич пошёл. Продаём по городской цене и не в убыток, потому что штат оплачивать не приходится – руки свои. Люди платят охотно, тем более что расчёт идёт не деньгами, а натурой: за поросят, за куриц, за зерно, за фрукты, за солому.
Скотный двор построили надёжно: на кирпичном основании, из самана, а крышу камышом покрыли. Скотный двор не отапливается, пожар не страшен, а камыш хорошо тепло сохраняет. Пол в стойлах сделали покатый и забутили кирпичом с известью, а вдоль станков цементный жёлоб провели в навозохранилище, которое выложили кирпичом. Про кулака говорят, что, мол, на двор сходит и смотрит – нельзя ли обратно в квашню положить. Смейтесь, дурни! А разбрасываться этим добром нельзя. В квашню сразу, конечно, не положишь, а через год всё обратно хлебом вернётся. Какой бы шварцэрден ни был, а без навоза хорошего урожая не получишь. Иногда некоторые под видом навоза прелую солому на поля возят. Лежит навоз в куче круглый год, дожди его промывают, весь сок в землю уходит, а из навозохранилища везёшь навоз жирный, аж лоснится, как икра паюсная. Сюда добавляешь и отходы всякие, и куриный помёт. Что ж было удивляться, что у нас урожай ниже 250 пудов не бывал.
Нарушили мы однажды закон. Чёрт ли в нём толку, если он вопреки разуму идёт. Но всё обошлось. Две десятины сенокосных угодий перепахали под клевер. Три укоса – не шутка. Пришлось самогон в ход пустить, и записали клевер как сенокосные угодья. Через три года клеверный клин меняли.
Считали на жадными, только не деньгам, а к земле. Деньги-то мы из земли брали. И впрямь: ни одного клочка земли с носовой платок не пропадало даром. Но вся наша экономия большого труда требовала. На поле мы проложили дорогу, гравием забутили. Шла она от дома до речки. По ней сподручно было скот и птицу гнать, а в страду нам никакая распутица была не страшна – ни телег не ломали, ни скот не надрывали. Как видишь, всё требовало затрат и немалого труда да строилось всё не на рiк, а на вiк.