Стена памяти (сборник). Энтони Дорр
href="#c_34" type="note">{34}. Купив все это, он остается с девятью сотнями рэндов в кармане, и больше у него на всем белом свете нет ничего.
B478A
Феко сидит в своем крошечном домике, устремив взгляд в темноту и слушая, как дождь стучит по крыше. Рядом с ним Темба хлопает глазищами, ждет, когда отвяжется дурной сон. Температура у мальчика спала, мало-помалу он приходит в себя.
Феко думает о своем двоюродном брате, который говорит, будто может найти ему работу – наполнять мешки цементным порошком для последующей их отгрузки. Еще он думает о присохших к противомоскитной сетке на окне шкурках мертвых насекомых, о дорожках, которые протоптали по полу муравьи. А еще об Альме.
В полиции Феко допрашивали шесть часов. Все это время он не знал, куда увезли Тембу; он и себя-то при этом едва помнил. Потом его выпустили. Антибиотики у него не отобрали, даже заплатили за билет на электричку. С момента, когда Феко в сопровождении полицейских вышел из кухни, где Альма так и продолжала перелистывать страницы толстого, пятилетней давности журнала мод, свою бывшую хозяйку он больше не видел.
В его домике на каждом шагу вещи, подаренные за эти годы Гарольдом и Альмой, – так, обноски, всякое старье: помятая суповая кастрюля, пластмассовая расческа, эмалированная кружка с надписью: «Портер пропертиз, корпоративный пикник». Кухонное полотенце, пластмассовый дуршлаг, градусник. Сколько часов из последних двадцати лет своей жизни Феко провел с Альмой? Она в него впечаталась, стала частью его организма.
– Я видел какого-то мальчика, – говорит Темба. – Он был похож на ангела из церкви.
– Ты его во сне видел?
– Может, и во сне, – соглашается Темба. – Может, это и сон был.
Свартберг-Пас
Утренний автобус несется от Кейптауна на восток по шоссе № 1, невероятно прямо прорезавшему пустыню от горизонта до горизонта. Широкое, чуть тонированное лобовое стекло автобуса глотает дорогу, словно бесконечную черную ленту. По обеим сторонам от шоссе идет сперва саванна с высохшей травой, потом саванна переходит в бурые, похожие на огромные скирды, отроги гор. Повсюду свет, камень и невообразимые просторы.
Луво чувствует одновременно страх и восторг. Сколько он себя помнит, он никогда не выезжал за пределы Кейптауна, хотя в нем теперь вовсю крутятся воспоминания старухи Альмы: ярко-синие бухты в Мозамбике, дождь в Венеции, очередь путешественников в строгих костюмах перед вагоном первого класса на железнодорожном вокзале в Йоханнесбурге.
Он вынимает из рюкзака фотографию Гарольда. Лицо Гарольда, выходящего из морских волн, искажено то ли ухмылкой, то ли гримасой. Луво думает о Роджере, мертвом и лежащем на полу в гостиной у Альмы. В ушах слышится голос Шефе Карпентера: «На тебе ведь долг висит, верно?»
Под вечер на пересечении с дорогой R328, ведущей к городу Принц-Альберт, Луво из автобуса вылезает. Под медного цвета солнцем, струясь в мареве зноя, стоит заправочная