Мы служили на флоте. Анатолий Николаевич Пашко
боевые товарищи, так как с тремя из них я буду в дальнейшем служить на одном корабле, кружком разместились возле большого котла, в котором варился завтрак для хрюшек. В лучах заходящего солнца мне показалось, что я попал на один из многочисленных островов Океании, где местные аборигены из племени пумбо-юмбо, обкурившись какой-то гадости, с невозмутимым спокойствием наблюдают за горением огня в предвкушении свежего мяса, не забывая при этом потягивать из горла «Агдам». Я был прав. Мяса они потом захотели. Я же почистил одну из клеток и отправился спать в роту, предварительно приняв холодный душ и переодевшись в повседневную форму. Закаливанию будущих морских волков уделялось большое внимание, поэтому теплая вода в учебном отряде была только в бане и только по субботам. Дальнейшее мною написано со слов дежурного по учебному центру.
Подсобное хозяйство находилось на значительном удалении от основных зданий учебного центра. И на то были веские причины. Не только на самом свинарнике, но и на прилегающей местности господствовал специфический запах, которым через несколько секунд пребывания на данной местности пропитывалась вся форма. Запах этот по своим парфюмерным качествам, как Вы, читатели, сами догадались, был полной противоположностью кёльнской туалетной воде и женским духам «Шанель №5». Из-за этого специфического запаха не только офицерская нога, но даже нога дежурного по части, который в ночное время ответственен за всё безобразие, происходящее на территории части, эту невидимую, но осязаемую черту, редко пересекала. А в этот раз он вынужден был вмешаться и прийти на помощь бедным хрюшкам.
Осуществляя обход вверенной до утра ему части, он сначала услышал, как два неокрепшим баритона запели модную в то время молодежную песню «Комната с балконом и окном…», а затем его ухо резанул дикий вопль поросенка, нежелающего ранее срока быть убиенным. Когда он вошёл на центральный дворик военной свинофермы, то, прежде всего, увидел Гошу и Кешу которые, несмотря на усиливающий свинячий визг, обнявшись, сидели возле костра и горлопанили «Комнату с балконом и окном…». Рядом с ними мирно посапывало в две дырки бесчувственное тело военного моряка. К лодыжке правой ноги которого тонкой бечевкой за заднюю ногу был привязан источник нарастающего визга, небольшой поросенок. Поросенок не прекращал попыток вырваться. Свое желание жить он сопровождал диким, душу раздирающим визгом. Тело, несмотря на то, что поросёнок каждый раз, стремясь сбежать, чувствительно дёргал за ногу, и на непрекращающийся визг – не обращало на всё происходящее никакого внимания и признаков жизни не подавало.
Самое интересное проходило чуть поодаль. Там проходило настоящее сафари. Трое моряков, в которых проснулся охотничий инстинкт их предков, первобытных неандертальцев, вооружившиеся самодельными копьями из подручного материала, в пьяном азарте, издавая боевые гортанные звуки своих предков, с диким восторгом носились за подсвинком, который не имел ни малейшего желания