Собрание сочинений в шести томах. Юз Алешковский
кусочки разбился… и вот тогда один острый осколочек у дамы в сердце застревает, а другой впивается умонепостигаемой занозой в отдел контроля мозга, который у ебущегося человека – нечто вроде водительницы трамвая, чтоб мы, козлы, не сходили бы с рельс… короче, держу себя в руках… и чую вдруг такую какую-то лучезарную ебитскую силу, ну нисколечки, ну, сука, ни капельки не похожую на суходрочку – словно забиваю заветную палочку не то что серебряным молоточком, а изумрудною я ее забиваю кувалдочкой… никогда со мной такого не бывало, никогда… ты веришь, на койке не двое нас, чую, пребывают, а некто третий, не я и не она, но с другой стороны – мы же сами ими и являемся… ужас, скажу я тебе – кошмар как было страшно… а вдруг мой размозжится об ее хрустальный гроб и не осилит задачу?.. что тогда?.. многого не помню, о многом умолчу, но тогда я все ж таки додул, что не долбить надо, как Стаканов, антрацит долбил отбойным всесоюзным молотком, а иначе… надо тонко стругать драгоценное деревце, для скрипки подсохло которое, чтоб петь и плакать – Ойстрах на такой пиликает… нужно, так сказать, по ходу дела, учиться превращать, сам понимаешь, настроенный инструмент любви не в отбойный молоток, а в ювелирную стамеску или в ловкий лобзик… на словах – нельзя этого объяснить, нельзя… не перебивай и не струхни по-новой в трусики… иначе говоря, желательно с самой первой палки закукарекать золотым петушком над своею золотой несушечкой… ты кнокал в подарках Гуталину китайское яйцо?.. там в нем – яйцо другое, а в другом еще штук десять, одно другого меньше, поювелирней и все разные, красивые, сука, нигде не треснутые… подобные, скажу я тебе, яйца могли делать только китайцы задолго до татаро-монгольского ига, которое, если не забыл, задержало Россию лет на триста-четыреста… так вот, я додул, что восстанавливать Владу Юрьевну из пепла птицы Феникс надо не менее тонко, чем вырезать в одном яйце – допустим, из хуя моржового, или из пары слоновых бивней – полдюжины других яиц ко дню рождения лучше бы Пушкина, чем Гуталина… Не Феликс, а Феникс, и это легендарная птица – не путай с чахоткой Держинского… ты меня вновь отвлекаешь.. Влада Юрьевна подо мною, в натуре, как рыба в аквариуме, дышит ровно, но без всякого удовольствия и интереса.
– Вот видите, – говорит, – милый вы мой Николай Николаевич, вот видите?.. я не женщина, я даже не лягушка.
Ее голос и ее слова вознесли меня до самых, можно сказать, Небес – не ниже… при этом чуть не плачу над спящей моей царевной, однако мой не прогибается, вроде Бухарина перед ебаным прокурором Вышинским – наоборот, торчит, как радиобашня на Шаболовке… до гроба буду уважать эту своеобразную часть своего тела и, по возможности, удовлетворять ее потребности при ловле кайфазмов… это плохое слово… короче, гоню и гоню картину, не боюсь испортить киноаппарат… отчаялся совсем уж было в одинокую какую-то пельмешку… вдруг – что я слышу, что я чую?.. о, Николай Николаевич.. о, Коля.. о, Коленька.. этого не может