Опадание листьев. Валерий Михайлов
промозглого ветра (противная штука осень) и направился к Алексу. Идти было как раз одну сигарету.
– Закрыто, – буркнул Алекс, когда я вломился в пустой бар.
– Глаза оторви от задницы.
– А, Ник! Давненько тебя не было видно.
– Я был на водах. Говорят, помогает от больной совести.
– Тогда рюмочку за счет заведения?
– Вот теперь я вижу, что попал к старому доброму Алексу.
– Пожалуй, я с тобой тоже выпью, – Алекс налил две рюмки, – За тебя.
– Извините, от вас можно позвонить? – от этого голоса меня как будто током шибануло.
– Мама!
Я готов был поклясться чем угодно, что это была Элизабет. Она ничуть не изменилась, хотя прошло более двадцати лет. Все те же двадцать с чем-то на вид, тот же огонь в глазах. Она была в черном, и этот цвет был ей не столько к лицу (ей все было бы к лицу), сколько гармонировал с ее внутренним содержанием.
– Оригинальный способ знакомиться в баре. Так можно я позвоню?
– Конечно, мэм, – Алекс поставил телефон на стойку.
– Налейте нам с остряком чего-нибудь, – сказала она, и, слегка подумав, добавила, – и себе тоже.
– Алло, Марта? Я скоро буду… Да… Как обычно, – сказала она невидимому собеседнику.
– Ну и кто у нас здесь шутит? – спросила она, глядя мне в глаза своими черными глазищами, от которых я опьянел сильней, чем от водки.
– Ник.
– Прелестное имя. Можешь звать меня Элизабет. Пойдем?
И я пошел вслед за ней, как ручной песик за своей хозяйкой, ни о чем не спрашивая. У меня даже в мыслях не было сказать ей нет. Отныне любое ее слово было для меня законом.
– Садись.
У нее был шикарный «Роллс-ройс». Я сел в машину и провалился в небытие.
– …правда, он прелесть? Чем-то на тебя похож.
Я включился уже в уютной просторной комнате с высоким потолком. Она была точь-в-точь, как женские спальни в мыльных операх, а сериалов на своем курорте я насмотрелся, будь здоров. Мы сидели на огромной кровати. Элизабет держала на руках упитанного бутуса, который довольно агукал и смеялся. Пожалуй, я выключился только для себя самого.
– Нравится?
– Симпатичный, – сказал я, слегка покривив душой. – Не люблю детей, но их мамочкам об этом не скажешь.
– Держи, – она дала мне ребенка на руки.
– Ну, привет, – с детьми я теряюсь сильнее, чем монах в постели со шлюхой.
– Да ты никогда детей не держал!
– Держал пару раз.
– А свои?
– Не мой стиль.
– А что в твоем стиле?
– Еще не знаю.
– Ты пока поиграй с ним, а я пойду распоряжусь насчет ужина. Хорошо?
Когда она оставила нас одних, во мне проснулось какое-то странное чувство, которое дремало все эти годы среди моих инстинктов. Я вдруг почувствовал связь с этим довольно хрюкающим у меня на руках существом, мне захотелось стать с ним одним целым, чтобы он превратился в меня,