Последнее дело Холмса. Артуро Перес-Реверте
действует харизма легендарной личности.
С дымящейся сигарой во рту я рассеянно созерцал сад. Мое внимание привлек треск цикад, которые как будто передавали некое шифрованное сообщение: «Ал-ко-голь… Ал-ко-голь…» Монотонный рокот доносился словно из прошлого, из той эпохи, которая по-настоящему началась для меня после того, как я сменил лондонские театры на Голливуд. В ту пору я еще не купил и даже не собирался покупать дом в Пасифик-Палисейдс: Эррол Флинн тогда разругался с Лили Дамитой, Дэйв Нивен пребывал в полнейшем восторге от своих успехов, и мы втроем сняли дом Розалинд Расселл на Норт-Линден-драйв, 601, и вели холостяцкую, разудало-запьянцовскую жизнь, шляясь из «Трокадеро» в «Чейзенс», «Браун Дерби», «Док Лоу» и прочие заведения, включая и все шалманы Бульвара. Тогда-то и погрузился я в разливанное море спиртного, и единственное, что оставалось сухим, было изумительное сухое мартини, которое готовили у себя дома Кларк Гейбл и Кэрол Ломбард.
Фокса сделал два шага, чтобы оказаться передо мной и тем самым заставить меня взглянуть ему в лицо:
– У вас есть все качества, которые считаются необходимыми для такой работы. Повторяю, я видел все ваши фильмы.
Я слушал его, перекатывая во рту сигару и щурясь от дыма.
– А какое отношение они имеют к этому островку? И ко всем нам, застрявшим здесь?
Он, как мне показалось, задумался. Потом, словно бы смиряясь с неизбежным, махнул рукой и спрятал ее в карман.
– Когда я еще сочинял романы-загадки, почти все они были вариантами решений, придуманных другими. Мы, авторы, не слишком щепетильны и списываем друг у друга.
– Необычное признание, – заметил я.
– Мне признаваться не в чем. Сам Конан Дойл заимствовал у Эдгара По и у Габорио, не говоря уж о многих других.
– Старые фокусы в новой обертке?
– Именно так. Вспомните Паскаля: «Пусть не корят меня за то, что я не сказал ничего нового: ново само расположение материала…»[20] Примите в расчет и то, что Агата Кристи придумала практически все мыслимые ситуации, а Эллери Квин довел их до предела возможного… Вы читали их?
– Разумеется.
– Под их влиянием до конца тридцатых годов были опубликованы тысячи романов с загадками. И это уничтожило сам жанр. Расследовать преступление за чашкой чая, словно играя в шахматы или решая кроссворд, стало неинтересно. Бледно! Пресно! Жанр, который мы называем «нуар», полностью вытеснил элегантные загадки.
– Это правда, – согласился я.
– Конечно правда. Как я уже говорил, читателя теперь трудно удивить: он требует сыщиков в плащах, злодеев и описания дна. Минуло то время, когда преступник неизменно проигрывал, а в финальной главе, после того как сыщик по порядку представит ему вереницу умозаключений более или менее логичных, хотя, как правило, не очень обоснованных, непременно признавался: «Да, это я убил…» Я имею в виду, что задача прежде переносилась в область математики и решалась ее методами.
– Я понял, что вы имеете в виду. Расследование теперь –
Блез Паскаль «Мысли», 65, перев. Э. Линецкой (Фельдман).