Перехват инициативы. Сергей Самаров
мигала, сирена нудно подвывала, машина без конца дергалась и продвигалась вперед короткими рывками. Это злило, мысли в голове вставали нехорошие, злые, активные... Вообще-то автоматные очереди в светлое время на оживленной улице – это очевидный беспредел. Его следует пресекать сразу и жестко, в корне, чтобы не было желания повторить... Эту истину я усвоил давно...
Я не застал тех времен, когда стрельба из автоматического оружия в центре Москвы считалась явлением привычным. Вернее, я не застал их сотрудником милиции. В начале девяностых еще в армии служил и не думал никогда, что в менты подамся, пока не столкнулся лицом к лицу с тем, что вокруг начало твориться. Как на гражданке, так и в армии. И только чувство самосохранения, сработавшее однажды, что-то перевернуло в сознании и сделало из меня, тогдашнего солдата-срочника, мента в душе.
Я не говорю уже о том, как служили мы, тогда молодые солдаты, полуголодные и частенько побитые. Не так чтобы слишком, но все же доставалось нам. Хлебнули и от «стариков», и от офицеров, и от вороватых прапорщиков-кладовщиков, все солдатское считающих своим собственным, начиная с того, чем солдат кормить полагается. И потому они сами, в то время когда жалованье месяцами не получали, хари необхватные отъедали, а жены у прапорщиков вообще в свиноматок превратились. Конечно, грех всех огульно оговаривать... Но, по крайней мере, запомнил жен прапорщиков нашей части – сам имел удовольствие лицезреть их недовольные брезгливые физиономии с заплывшими глазами, когда нас гоняли работать «по хозяйству». Времена такие были, как говорят, но против них раздражение нарастало постоянно и неуклонно, и по сей день не проходит.
Мы тогда занимались охраной военных складов. Рутинная служба, достаточно простая, не требующая особого обучения. Наша часть стояла в Ставропольском крае, недалеко от границы с беспокойной Чечней, но с сепаратистами война тогда еще не началась, однако всех кавказцев, что встречались в городке, мы, да и все остальные, называли почему-то чеченами. И все ЧП, что происходили в части, привычно списывали на них. А ЧП у нас случались регулярно. И солдаты пропадали. Только на моей памяти – трое... Их, вообще-то, дезертирами объявили. Может, это и так, но поговаривали, что их в рабство похитили. В горы... Даже ходил слушок, что командиры солдат продавали... И потому на своих офицеров мы с опаской поглядывали, а то и с ненавистью.
И склады у нас регулярно обворовывали. Тоже чечен обвиняли даже тогда, когда никого из кавказцев близко не показывалось. А когда появились, солдатская молва шепотом передавала сведения о том, что чечены почти открыто приезжали на склады, и их машины загружали по приказу кладовщиков всем, что требовалось. В том числе и нашими продуктами. Солдатам оставалось только вздыхать и готовить на ремнях новые дырки – животы подтягивало. Пожаловаться было некому, потому что и военная прокуратура подпитывалась с тех же складов.
Тогда вот у меня впервые и появилась мысль о том, чтобы стать ментом. Сначала даже хотелось стать военным прокурором, чтобы и за своими следаками следить, и каждого, отслужившего