Роза в пустыне. Елена Левашова
утирает пот со лба, словно стряхивает возбуждение…
– Чего уставилась, Ди? Разрядка была нужна тебе, обо мне речи не было! – взгляд его глаз полощет, как стальной клинок.
– А… ты… я же не против. Послушай, ведь… – потираю плечи, на секунду задержавшись взглядом на своём платье: оно мятое и липнет к спине. Чувствую себя такой же: мятой, потной, использованной, несмотря на то, что несколькими минутами ранее скакала на мужике, как умалишенная.
– А мне не хочется. Так. В следующий раз пригласи мальчика по вызову. Он выполнит любой каприз за твои деньги.
А вот это звучит слишком жестоко. Меня затапливает разочарование. Я раскрываю губы, чтобы ответить парню, но издаю лишь жалкий всхлип. Не думала, что боль может ТАК жечь… В груди печёт, в горле саднит, а в сердце… что-то умирает. Наверное, глупая симпатия к мужчине.
– Уходи. – Обняв себя за плечи, хриплю я.
Хочется кричать и рыдать в голос, сокрушаясь о собственной глупости, но я стойко держусь, отсчитывая минуты, пока Макс шнурует кроссовки в прихожей. Набрасывает ветровку, шумно дыша, а затем клацает входной дверью, навсегда отрезая меня от мира дурацких фантазий.
Устремляюсь в прихожую и запираю дверь на два оборота, по-детски желая защитить себя от невзгод внешнего мира. Приваливаюсь спиной к холодной поверхности и глубоко дышу, сдерживая слезы. Дура! Стягиваю проклятое платье и выбрасываю его в урну. Я выйду за Багрова и научусь жить, как циничная сука.
Глава 8.
Диана.
Дождь монотонно барабанил по крыше палатки судмедэкспертов. Побережье залива пряталось в клубах густого, светло-серого тумана.
Маркус Буковски стряхнул тяжелые капли с дождевика и склонился над телом утопленницы. Длинные чёрные волосы, спутанные водорослями, бледная, как мел кожа, лицо, изъеденное ракообразными. Руки и ноги связаны эластичной верёвкой. Он натянул предложенные напарником Левским перчатки и раскрыл чёрный пластиковый мешок, в который убийца спрятал девушку.
От представшей перед ними картины к горлу подступила тошнота…
Я застегиваю на груди куртку, поеживаясь от утренней прохлады и откладываю ноутбук в сторону. Почему я пишу? Если когда-нибудь писательнице Диане Шестак репортеры зададут такой вопрос, я отвечу: потому что, я не могу сказать вслух…
А мне есть что провозгласить этому миру. Да, и я не могу молчать! Да простит меня следователь Буковски – герой моего полицейского детектива, но на одном романе я не остановлюсь. Я оборудовала лоджию в оазис личного рая на земле. В моем распоряжении кресло-качалка из синтетического ротанга, шерстяной плед, стеклянный столик на изогнутых ножках и чашка дымящегося кофе… Ветер подхватывает сигаретный дым и вплетает его в струящийся пар из кофейной чашки. Я курю… А курю я только в одном случае: все плохо.
Глубоко затягиваюсь ментоловой сигаретой и тянусь к лежащему на столике телефону. Ещё разок посмотрю на него… Всего лишь раз. Захожу в воцап и, украдкой, как трусливый заяц,