Смотри на меня. Маша Малиновская
мудаки затащили меня в ванную, скрутили и сфоткали мою обнажённую грудь, а потом бросили в холодной ванной.
Не знаю как, но Егор нашёл меня, отогрел и привёл в чувство.
А потом… потом я попросила его переспать со мной.
Дерьмо.
И сейчас мы в постели, в его комнате в общаге, а его член упирается мне в задницу.
Сердце тревожно замирает в груди, а сушь во рту становится сильнее, чем в пустыне. Мы же не…?
Ну нет. Не может быть. Он бы со мной так не поступил, даже если бы я его умоляла Не в том состоянии, в котором я была.
Как мне вообще смотреть ему теперь в глаза?
– Мне надо в туалет.
А ещё мне надо посмотреть ему в глаза, чтобы понять, как он вчера отнёсся к тому, что я ляпнула. Не обиделся? Или, может, сердится?
Вертинский чуть отодвигается и поджимает ноги, позволяя выбраться из кровати. Вторая койка пуста, значит, Семён ночевал не в комнате, но одеяло, кажется, он забрал с собой.
Я опускаю ноги на пол, нащупываю мужские тапочки и встаю. Первым делом захлопываю плотнее окно. Стягиваю с вешалки Егорову спортивную мастерку и выползаю в коридор.
Время раннее, суббота, общага почти пустая. Мне бы очень не хотелось сейчас кого-нибудь встретить. Я, со следами похмелья и вчерашней туши под глазами да в мужской секции. Такое себе.
Делаю свои дела и возвращаюсь обратно. Медлю у двери, всё ещё испытывая смущение и стыд за вчерашнее, но всё же вхожу.
Егор уже встал и делает зарядку. Он не пропускает её никогда, даже когда болеет или после весёленькой ночи. Включаю чайник и залезаю в углу на высокий барный стул, откуда-то тут взявшийся. Отрешённо наблюдаю за тем, как Вертинский отжимается. Следующим будет турник, потом пресс. Это я уже наизусть знаю, выучила, каждое утро наблюдая в окно за небольшой площадкой рядом с нашими домами. Сколько Егор не пытался и меня склонить ко всем этим нормативам ГТО, ему не удалось. Спасибо, мне и так хорошо.
– И мне завари, – кивает на чайник, переводя дыхание между упражнениями. – Бутеры сделаешь? Там масло и сыр в холодильнике.
– Угу.
Пока он заканчивает, я достаю продукты и делаю нам лёгкий завтрак. На удивление, отмечаю, что мне дико хочется есть, хотя, по идее, должно быть наоборот – воротить от еды. Егор уходит умываться, а я переставляю чай и тарелку с бутербродами на столик и усаживаюсь с ногами на стул в ожидании.
Он возвращается с футболкой на плече, идёт к шкафу, чтобы надеть свежую, а я впервые отвожу глаза от его обнажённого тела. Я ведь раньше не раз видела его без футболки, но это никогда не вызывало смущения.
А всё вчерашняя глупость. Хочется извиниться за неё, но я даже мысль отметаю. Лучше сделаю вид, что не помню.
Он переодевается и присаживается на соседний стул, начинает есть свой бутерброд с аппетитом.
– Что? – спрашивает, толком не прожевав, когда замечает, как я пялюсь.
– Да ничего, – улыбаюсь. – Просто не понимаю, как ты можешь так отрываться, а потом с утра быть как огурчик. Я умираю от похмелья.
– Практика, –