Улей 2. Елена Тодорова
никого убивать.
– Убью.
Обернувшись, Исаева отталкивает его и, подняв с пола футболку, прикрывает дрожащее тело.
– То, что ты говоришь… Боже, да все, что мы делаем – это не имеет никакого смысла, – наконец-то, в ее голос возвращаются нужные ей холодные ноты. – Я же намереваюсь уничтожить тебя, Адам. А ты – меня! Я собираюсь наказать тебя за все, что ты совершил! За Захару… Я не прощала тебя, если вдруг показалось… Все, что между нами происходит, начиная с Дальницкого – это не серьезно, – приходя в замешательство, делает паузу.
Понимает, что не должна была этого говорить Титову. Не планировала ничего подобного. Все произошло спонтанно и, что хуже всего, эта тирада произнесена больше для себя. Чтобы напомнить реальное положение вещей.
Злится. Толкает Адама в грудь.
– И я не должна предупреждать тебя. Ты сам все знаешь.
«Давай…»
«Твой ход, Титов…»
Он смотрит на красные полосы на ее шее, следы своей неосторожной ласки. Заглядывает в ее черные глаза.
Образ Евы его задевает. Но он пока не может этого озвучить, чтобы не испугать ее.
– Эва, Эва… Знаешь, в игре с чужими чувствами все-таки есть одно исключительное правило, – заворачивая язык, прикусывает его. Выдыхает, в попытках сохранить полноценную хладнокровность. – Нужно быть очень осторожным, если вступаешь в игру с нехорошим человеком. Особенно, если ты сам – нехороший. Именно в таких, по закону Мэрфи[1], влюбляются, – Исаева высокомерно задирает нос и следом же за этим взволнованно сглатывает. А Титов усмехается, наслаждаясь тем, что она ловит каждое его слово. – И если уж мы дошли до предупреждений, любимая моя гадина… – его голос непроизвольно становится хриплым. – Я буду тем, кто навсегда уведет тебя из дома отца.
Судорожно выдыхая, Исаева смотрит на него, не в силах отвернуться. В который раз рассматривает покрывающие его рельефное тело черные штрихи татуировок, знаки и символы, косые надписи. Поднимается обратно к его глазам и понимает, что именно его взгляд решает для нее все. Абсолютно все. То, как Титов смотрит на нее. Не важно, что говорит, каждый его взгляд заставляет ее загораться восторгом.
Но сегодня еще и слова Адама имеют необычайную силу. Сердце Евы выходит из строя. Сжимается и несется, словно сумасшедшее.
[1] Закон Мэрфи – шутливый философский принцип, который формулируется следующим образом: все, что может пойти не так, пойдет не так. Иностранный аналог «закона подлости».
11
Поддевая носками кроссовок мелкие камешки и редкий мусор, Титов медленно бредет к машине. Заставляет себя двигаться против воя зимнего ветра.
Вперед.
Ева настояла на том, чтобы он отвез ее домой до рассвета. Он, черт возьми, не хочет ее там оставлять. Но, что он может сказать ей, если Исаева постоянно его отталкивает?
Сжимая губы, Титов вдыхает через нос холодный воздух и некоторое время, в попытке заглушить странные эмоции, что множатся внутри него, просто прокручивает в голове все, что Ева ему сегодня сказала.
Отключая сигнализацию, забирается в салон.
Тишина оглушает. Именно в ее атмосфере