Сделаю тебя любимой. Любовь Попова
самого клонит в сон. Так что я кидаю живность в погреб, где температура явно ниже, закрываю дверь на засов, а потом уже ложусь на печку, чтобы наконец выспаться. Впервые с момента побега. Первый час просыпаюсь часто, почти каждые пять минут, в постоянной паранойе, словно рядом есть угроза. Спустя некоторое время все же засыпаю. Открываю глаза от шума. На кровати, где лежала Василина, никого.
– Да чтоб тебя. Дура, – слетаю с печки, надеваю ботинки и тороплюсь наружу. Осматриваю местность, примерно догадываясь в какую сторону она могла пойти. Хочет найти поселение. Попросить помощи. Вернуться домой.
А как же мой дом? Моя семья? Когда меня посадили, от меня отказались все и я должен это так просто забыть? Простить? Ну уж нет, Василина. Придется тебе побыть моей пленницей.
Я хватаю моток веревки, бутылку с водой и иду по примерному направлению Василины. Ее ребенок орет довольно громко, так что долго скрываться она не сможет.
И действительно, спустя час с небольшим я могу четко различить детский плач. После сна сил много, так что я спокойно перехожу на бег. Стараюсь двигаться тихо. Бесшумно.
– Ну давай малыш, ну возьми, но по тише. Нам немного осталось. Всего чуть – чуть и мы будем в безопасности.
Подхожу сзади, хватаю беглянку рукой, закрывая рот. Она застывает, перестает качать ребенка.
– После пробежки в молоке образуется кислое вещество, поэтому после родов лучше ограничить физическую активность. А ты вместо того, чтобы прижать свою жопу, решила еще один марш бросок сделать.
– Я хотела домой!
– Три месяца, и я отпущу тебя. Может меньше. Но если ты будешь сбегать, то срок затянется. А я все равно найду тебя… У тебя слишком громкий маячок.
– Я не смогу там жить! Ты видел? Ни воды, ни отопления, ни нормальной постели! Как я должна там провести три месяца!
– Ох, какая принцесса на горошине. Забыла, что помимо прочего тебе придется удовлетворять меня.
– Не буду я! У меня жених есть! Я люблю его! Он уже ищет меня!
– Люби на здоровье, а сосать будешь мне. Прямо сейчас.
– Нет! Постой, – вынуждаю положить уже уснувшего ребенка. Василина качает головой, но я уже ставлю ее на колени, наказываю жестким захватом волос. – Ну прости, ну погорячилась. Давай еще раз руками, Булат.
– Открой рот и соси. Молча.
– Нет, я не могу. Я никогда этого не делала.
– Тогда мне жаль твоего жениха. Любишь, а не сосала ни разу. Что же это за любовь, – обхватываю второй рукой челюсть, пихая член в открытый в возмущении рот. В глазах возмущение и злость, но мне нравится, нравится, что я первый в этом. Тот, кто научит ее всему.
– Давай, нежнее, скользи губками, бери его глубже, не тормози, – нетерпеливо дергаю бедрами. По телу дрожь. Хочется двигаться жестче, но Василина и правда неопытна. Совершенно не старается. А если сжать грудь. А если обе. А если погладить тугие соски… Взгляд меняется. Теперь она не просто зла, теперь она меня ненавидит, потому что ей нравится, потому что тело отвечает на ласку.
Вытаскиваю влажный член, накрываю