Любви больше нет. Маргарита Дюжева
Всего-то и надо было, сказать нет и выставить Алексу за дверь. А теперь…Хрен знает, что будет теперь.
Вернувшись в город, я паркуюсь сбоку от своего дома и сижу в машине, сложив руки на руле, и уткнувшись в них своей тупой башкой. Просто ломает, от осознания того, что натворил, и страха перед катастрофой.
Таська продолжает одолевать звонками и сообщениями.
Ты где?
Я волнуюсь.
Позвони!
А я как побитый пес сижу в машине возле дома, оттягивая момент возвращения.
Знаю, что перед смертью не надышишься, но так хочется еще немного, еще чуть-чуть задержаться там, где все хорошо. Где нет грязных секретов от Таси и стыда за свои действия.
Увы. Все, что мог я уже изгадил, не отмыть.
Я выхожу из машины и плетусь к подъезду, не чувствуя под собой ног. Все тело налито тяжестью, каждый шаг через силу. Пока еду в лифте – пялюсь на свою гадкую рожу. Противен сам себе. Ненавижу себя за то, что сделал. Презираю за слабость, которая может дорого нам обойтись. Так и хочется плюнуть в свое отражение, но кому-то потом придется все это оттирать.
Воротник на рубашке душит. Я тяну за него и замираю, увидев красный след на коже.
Помада!
– Твою мать!
Тру, матерясь в весь голос, а у самого руки ходуном ходят.
Я точно спалюсь! Облажаюсь в первую же секунду! Стоит только Таське заглянуть в мои глаза, и все. Увидит, поймет, почувствует…
И бежать некуда, и винить некого. Натворил дел.
Когда лифт останавливается на моем этаже и створки разъезжаются, я не могу заставить себя сделать первый шаг. На каждой ноге по гире, на сердце стальной капкан. Но дверь в квартиру приоткрыта, Таська ждет.
И я собираю яйца в кулак, прячу эмоции, прикрываясь усталостью, и ползу домой, чувствуя себя последней сволочью.
В прихожей пусто. Я успеваю скинуть ботинки и повесить пиджак, когда позади раздается шорох.
Выдох. Стиснуть зубы. Обернуться. На это уходят все силы.
Надеюсь, что выдержу, но когда вижу жену, меня ведет, аж ноги подкашиваются.
В кожаной юбке, на каблуках, в сетке… стоит на пороге комнаты и смущенно улыбается, переминаясь с ноги на ногу:
– А я вот, – неуклюже указывает на себя, – решила порадовать мужа…Тебе нравится?
Меня тошнит от ужаса.
– З…зачем? – позорно икаю, мечясь взглядом по ее фигуре, – сними это немедленно!
От моей бешенной реакции Таська теряется:
– Но…ты же хотел. Чулки сам купил…Я думала ты будешь рад, раз просил.
Она беспомощно хлопает глазами, а меня бомбит, и прежде, чем успеваю осознать, что делаю, рявкаю на всю квартиру:
– Я два дня назад об этом просил!
До того, как облажался по полной!
Как ей сказать, что теперь этот образ для меня – символ предательства и собственного падения? Как?
Глава 3.6
В светло-карих глазах сверкают слезы, от которых стынет в груди.
– Извини, – хриплю, – я не хотел тебя обидеть.
Поздно.