Оживший покойник. Анатолий Леонов
в Покровскую обитель – поклониться мощам преподобного Авраамия.
Морозов понимающе кивнул головой.
– И я туда же. Крестить везу первенца своего к архимандриту Паисию, – пояснил он. – Он родич мне, хотя и дальний.
Разговор как-то не клеился. Монахи молчали, дружелюбно глядя на вельможу, а тот не знал, что им еще сказать прежде, чем расстаться.
– А с ногами чего, отче? – прервал Глеб вопросом неловкую паузу.
Он показал пальцем на торчащие из-под рясы голые ступни старца. Прокопий собирался было что-то ответить, но в это время слуги уже развернули карету в сторону монастыря. Из окна выглянула недовольная боярыня и сердито окликнула мужа.
– Гневлива супруга твоя, стольник. Иди к ней. Не тревожь горлицу.
Морозов не весело ухмыльнулся и, переходя на шепот, произнес:
– Не хотела сюда ехать. Далеко. Устала, – он заспешил обратно к карете, но неожиданно обернулся и добавил тихо, – ты, отче, найди меня в монастыре, ладно? Кормилица жены моей, балия16 потомственная в десятом поколении… Она тебе обязательно поможет!
Морозов поклонился монахам и быстрым шагом направился к обозу. Ловко запрыгнув на подножку кареты, он скрылся внутри экипажа.
– Йа-хаа! – истошно завопил возница. Словно выстрелом из пистоля щелкнул по спинам лошадей его кнут, и кортеж медленно тронулся в сторону видневшегося на горизонте Авраамиево-Городецкого монастыря.
Проводив пышный и богатый обоз важного царедворца завороженным взглядом, Маврикий присел на корточки и стал со всей осторожностью помогать старцу обуваться. Но, видимо, встреча с человеком из ближайшего окружения царя сильно повлияла на его мысли и чувства. Он долго сопел и ерзал на корточках, пока не решился задать своему старшему товарищу давно мучивший вопрос.
– Отче, а вот скажи, отец Феона, он кто?
– Что значит кто? – удивленно переспросил его Прокопий, – человек Божий. Такой же чернец как я или ты…
– А правду братия в монастыре говорит, что он в миру большим воеводой был?
Маврикий обернулся и посмотрел на отца Феону, одиноко стоявшего на высоком уступе холма в саженях пятнадцати от них.
– А что еще братия говорит? – спросил старик, усмехаясь в седую бороду.
Послушник перевел взгляд на старца Прокопия и неуверенно добавил:
– А еще говорят, что он при царе Федоре Ивановиче, а потом и при Василии Шуйском главным судьей был по делам воровским и мытным, и что все преступники в Москве его, как огня, боялись? Правда, аль нет?
Старик почему-то сразу перестал улыбаться и, отвернувшись от назойливого юноши, нехотя ответил:
– А чего ты у меня спрашиваешь? Вот у самого и спроси. Или оробел?
Обычно неуверенный в себе Маврикий вдруг проявил характер.
– Вот и спрошу!
Он встал с бревна, подошел к холму и принялся неуклюже карабкаться наверх, туда, где стоял настороженно озиравшийся по сторонам инок. Отец Феона, от внимательного взгляда которого ничего не ускользало,
Знахарка