Старшая дочь дома Шторма. Аманда Франкон
соленым ветром, и шорохом волн, и запахом пороха вперемешку с лязгом стали. Чем-то, что осталось в моей прошлой, девической жизни, и чему нет места замужней даме Жаклин Стеттон.
– Сэра – сильная девушка, к тому же, ее дыхание выровнялось. Уверен, через пару дней она окончательно поправится и к моменту, когда мы прибудем к Безымянной земле, уже сможет выполнить свои обязанности, – ответил другой голос – спокойный и рассудительный. В нем я сразу узнала личного доктора моего отца – правда, я не видела его еще с тех пор, как сошла с борта «Сирены» в последний раз.
– Очень надеюсь, что ты прав. Если этот брак не состоится… – между мужчинами повисла тяжелая тишина. Необходимости в словах не было – оба знали, что если им не удастся освободить Бартолио Шторма из плена, то дому Шторма придет конец.
Я втянула носом воздух, в голову разом ударили все запахи корабля во всем их разнообразии. Смола, соль, застоявшаяся вода, что-то еще, что не поддавалось определению или забылось за давностью лет.
Надо же, какой реалистичный сон. И какой приятный. Я будто вернулась на тринадцать лет назад, в годы юности. Правда, почему-то в печальное последнее путешествие на «Сирене» – самое сладкое и вместе с тем самое горькое время моей жизни.
Ощутив, как по щекам потекли слезы, я вздохнула, пытаясь унять их. Больно. Все эти годы я гнала воспоминания о море, о «Сирене», о младших членах дома, которые так надеялись, что удастся освободить их драгоценного патриарха Бартолио. Все мы были преисполнены надежды, и хоть я знала, что приношу себя ей в жертву, все же делала этот выбор осознанно – ради всех, кто еще оставался под флагом моего отца. Старшая дочь дома Шторма всегда должна думать о благе своих людей.
Вспомнив, к чему привело мое благородство, я стиснула зубы, чтобы не разреветься еще сильнее. В итоге не спасла ни подчиненных, ни отца, ни даже собственную шкуру – ничего не осталось. Флот Адмирала из дома Штиля потопил остатки кораблей, я стала безвольной игрушкой в руках его офицера, а родители провели остаток дней в тюрьме. И почему память перед смертью бросила меня именно в это тягостное время?
– Сэра, что с вами? – грубый голос оказался вдруг совсем рядом, чья-то ладонь накрыла мое лицо.
Распахнув глаза, я уставилась на такого знакомого – но уже, к моему стыду, почти забытого – капитана «Сирены».
– Эмиль Бонни? – дрожащим голосом произнесла я, не веря, что вижу его прямо перед собой.
Нет, не может быть. Это яд, все – галлюцинации от яда, предсмертные судороги. Ну не может ведь передо мной стоять этот несносный чурбан, хотя и рыжая щетина на подбородке, и волосы такие же медные и так же отливают золотом, как в тот день, когда его повесили.
– Да, это я. Все в порядке, сэра Жаклин, вы в своей каюте, – лицо Эмиля – обычно насмешливое и с хитрым прищуром – сейчас выражало вполне искреннее беспокойство. Морщины под глазами от частого смеха, ямочки на щеках – все выглядело таким натуральным, будто я и в самом деле вернулась в прошлое, а не вижу лишь последнюю