Полуденный ужас. Владимир Мячин
домым причинам держались на его боках. Люди здесь вынуждено бродили по лестницам, не решаясь заходить в стонущие лифты. А подъезды встречали гостей смердящим дыханием и провожали заразным гудением водосточных труб.
На четвертом этаже, прямо рядом с вывернутой в мышеловке крысой, скрипит и открывается деревянная перекошенная дверь. В нее входит человек в куртке из потертой кожи, с обвисшими локтями и порванным воротом. Лицо его измазано улыбкой: он в предвкушении, руку греет бутылочная батарея из спиртных напитков. Ему рады. Хозяин квартиры закадычно приветствует товарища, и вместе они проходят в замызганную кухню не больше ванной комнаты. Плита задыхается под закаменевшим слоем гари, холодильник кашляет неуверенным тарахтением, на прожженной клеенке из въевшихся пятен можно складывать картины.
Стулья скрипят, слышится звон разливаемого зелья, радостное дыхание, невнятный тост, чоканье и удовлетворенная тишина. Закуриваются сигареты, и дым белым туманом коптит потолок.
– Хочешь услышать веселые новости? – Голос гостя хрипит и потрескивает, слова натужно прорываются сквозь речевой аппарат.
– Митька что ли вышел? – Толстый живот хозяина подрагивает в ожидании ответа, а тоненькие, почти женские руки теребят сигарету.
– Да куда там! Мы сдохнем скорее, чем он отчалится. Но ты близок. – Делает театрально долгую затяжку. – Его девка залетела! Опять!
Лысина Живота, прикрытая жиденькими волосами, чуть багровеет.
– Катька что ли?
– Ну конечно! Много ли у нашего Митьки девок? Хорошо, что хоть эта его терпела.
– Во дела… – Присвистывает. – Ну а он что? Знает уже?
– Да какой там. Он же дебил – верит всему, что она напоет.
– Как-то это грязно что ли. Не по-человечески. Если уж ходишь налево, то имей смелость сказать в открытую и разойтись к едрене фене. – Стучит по столу своим крошечным кулаком. – Шлюха, других слов нет! Да все они шлюхи. Выпьем?
Очередное позвякивание стаканов.
– А ты сам то как? Что с работой? Взяли тебя кладовщиком в итоге? – Трескучий разливает пойло, держа в зубах сигарету.
Живот слегка оседает и устремляет задумчивый взгляд вдаль.
– Да фиг их дождешься. Только и могут, что обещать. – Его лицо корчит, как от кислого лимона. – Берут только своих, тех, что под крылом, а на остальных наплевать. Так и живем. Никому мы не нужны.
Философские настроения постепенно заполняют помещение. Собутыльники прыгают от классового неравенства к смыслу бытия всего за полчаса. За эти же полчаса до треска осушают две бутылки водки.
– Погоди. – Тычет сигаретой в отупевшее лицо Живота. – Вот представь на секундочку хотя бы, что ничего нет. Только ты, а мы – лишь иллюзия. Нет нас.
– Ну.
– Да ты слушай. Если нас нет, никого нет, то кто-то же должен всем этим управлять. Твой мозг ну точно такое не выдаст. Ты лишь игрок. Хреновый игрок, будем честны. Да погоди, ты дальше слушай. Значит, только ты. Получается есть тот, кто включил для тебя эту игру. А значит, он ее может выключить. Бум и все. Все исчезнет. Гребаная матрица.
Живот неуверенными движениями тушит сигарету.
– Не, фигня. Если так, то зачем ты мне это втираешь? Идешь против правил своей системы? Да и все просто: мы есть, и кто-то страдает, а кому-то все можно за просто так.
– А если нет? Ты же никогда не сможешь быть уверен, что все это настоящее. Там звезда лопнула, тут букашка сдохла, а ты не в курсе, пока сам не увидишь или не прочтешь об этом. А пока ты не знаешь, этого по сути то и нет.
– Ой, чего ты разводишь? Все это романтика. Я тут, ты тут, и бутылка, не открытая между прочим, тоже тут.
Трескучий понимает намек, открывает бутылку и заносит ее над своим стаканом. Человек с женскими руками неуверенно встает и шатается в туалет.
Стоя над желтым унитазом, Живот старается попадать в цель, попутно бормоча что-то себе под нос. Смывает, руки не моет. Заходя в кухню, он поскальзывается на луже и чуть не падает.
– Что за…
Поднимает голову и тупо пялится на два пустых стула и стол, где все залито водкой.
– Эй, ты ушел что ли?
Потом он некоторое время смотрит в пустой коридор. Его глаза отчаянно пытаются сфокусироваться на ботинках и валяющейся кожаной куртке. Голова едет и пыхтит не в силах что-либо сообразить.
– Ты че раздетый пошел что ли?
Стоит так еще минуту, и как-то резко его лицо перекашивается в подобии довольной ухмылки.
– А, да ты разыгрываешь меня. Я сейчас приду, погоди…
Опираясь на ободранные стены, Живот с трудом поворачивает себя в сторону кухни. Он бережно берет оставшиеся бутылки и шагает в зал, не сгибая колени, от чего в квартире раздается костяной топот. Садится на продавленный диван, точно попадает пятой точкой в уютное углубление.
– Давай выходи. Можем и тут продолжить, сменить обстановку, что ли.
В ответ тишина. Живот открывает новую бутылку и пьет из горла, не