Sъло. Ален Грин
выходит, сегодня ужо пятое апреля накапало. – Он пнул ногой старый таз, который наполнили талые воды. – Вот годик выдался, с какой стороны не смотри, а цифири одинаковые. Две тысячи второй. – Михаил Романович поправил сползшую с плеч телогрейку и побежал в дом: очень уж есть хотелось.
Растопив как следует голландку, он начистил картошки и поставил кастрюлю на газовую плиту. Почуяв запах паленого, бросился к голландке, чертыхаясь, скинул на пол подгоревшие на плите вещи и принялся топтать образовавшиеся в двух местах огненные язычки. Неприятный запах гари наполнил дом.
– Митька, зараза, что б тебе пусто было! Опять свое шмотье сушиться на плиту кинул. Чуть дом из-за тебя не подпалил, зараза! – Мужчина грозно потряс кулаком по направлению соседского дома, а потом открыл форточку, чтобы как следует проветрить помещение.
Скомкав подгоревшую одежду, Михаил Романович вынес ее на крыльцо и кинул под лавку.
– Пущай тута сушатся, – ехидно сказал он и поспешил в дом.
Чтобы не было скучно, Михаил Романович включил телевизор и стал комментировать дебаты политиков. Ему нравилось, когда эти умники рассуждали о жизни: под их трескотню спать – одно удовольствие. Михаил Романович выкурил сигаретку и, так как под рукой не оказалось пепельницы, затушил ее о поверхность стола. Он хотел было выкурить еще одну, но зажигалка отказалась работать. Мужчина выбросил ее через плечо и засунул сигарету за ухо: он прикурит ее, когда пойдет картошку проверять. Под монотонное бурчание, доносившееся из динамиков телевизора, он не заметил, как уснул.
В это время подул резкий ветерок. Новенькая рекламная газета, которую ему на днях вручили в переходе, сорвалась с места и подлетела к плите. Огонь в конфорке сначала боязливо съежился, а потом вспыхнул с новой силой. Разгораясь, он с удовольствием подъел сначала газетные края, а потом тряпку, валяющуюся на столе. Тряпка была сальной, как многие вещи в доме (Михаил Романович не относился к чистоплюям), потому быстро разгорелась. Старое, потертое временем полотенце, висевшее на гвозде, тоже охотно вступило в игру с огнем.
Михаил Романович закашлялся и оттого проснулся. Ему показалось, что он в аду: все вокруг пылало. Огненная феерия была столь красочной, что он не сразу сообразил, где находится и что вообще происходит. Но удушливый жар и едкий запах гари быстро отрезвили алкоголика.
– Етить твою! – Михаил Романович подскочил на диване. – Горю! – уткнувшись носом в рукав телогрейки, он выскочил на улицу и осмотрел свою скудную одежонку: ни трусы, ни телогрейка не пострадали.
Не зная, что делать, он метался из стороны в сторону по небольшому запущенному участку. Соседи, видя бедственное положение вещей, вызвали помощь. Вскоре подъехала пожарная машина.
– Что случилось? – спросил старший пожарный у пострадавшего.
– Я позавтракать хотел, – честно признался погорелец. Пожарные иронично переглянулись – на дворе стояла глубокая ночь. Потерпевший продолжил свой рассказ: – Растопил, стало быть, печку, поставил картошку вариться, потом,