Ты мне не босс!. Элина Витина
растекается липкая испарина, и я бы могла соврать, что виною всему страх, но это все он… чертов Демид Вяземский. Вязну в его взгляде и без зазрения совести наслаждаюсь тем, как его дыхание горячей волной обжигает мои скулы.
Меня жутко раздражает то, как тело реагирует на него. На его запах. Его голос. Его присутствие. Он слишком близко. Его пальцы до сих пор сжимают мои плечи, и от этого меня накрывает каким-то странным чувством. Мне не должно это нравиться. Я не должна этим наслаждаться. Но тем не менее адреналин растекается ручейками по венам, заставляя сердце натужно тарабанить и облизывать пересохшие губы. Вяземский сосредоточенно осматривает мое лицо, задерживаясь дольше, чем надо, на губах. Его рот слегка приоткрывается, будто он прикладывает неимоверные усилия, чтобы сдержать язык за зубами. И нет, не потому, что боится сказать что-то лишнее… Лишнее он боится сделать.
Не знаю, сколько длится этот момент. Мы будто застываем в густом облаке, сотканном из сексуального напряжения и раздражения. Меня злит, что Демид меня спас и я теперь перед ним в долгу. Он наверняка злится по тому же поводу. Не удивлюсь, если действовал на автомате и сейчас мысленно корит себя, что если бы не такая быстрая реакция, то одной проблемой в его жизни стало бы меньше.
Но в то же время было бы глупо отрицать и другие эмоции, которые, словно молнии, прорезают воздух между нами.
И если бешеную гонку крови по венам я могу объяснить всплеском адреналина, то что делать с приятной тяжестью внизу живота – я не знаю… Одно дело – насмехаться над его глумливыми взглядами и дразнить его в полотенце, и совсем другое – чувствовать, как желание мягкими вибрирующими волнами растекается по всему телу. Это явно не входило в мои планы. До сих пор не входит. Но… всегда есть гребаное пресловутое но.
И пусть хоть на несколько секунд, но я позволяю себе эту слабость. Не отталкиваю его, снабдив это действие парочкой крепких словечек, а наоборот, льну к нему еще ближе и бесстыдно втягиваю носом его запах.
Сейчас от него веет не только нахальной самоуверенностью, но и мужественностью, адреналином… возбуждением.
О да, кажется, в этой пикантной ситуации нет паука, мы оба глупые мухи, попавшие в липкую паутину.
Пытаясь игнорировать неистовые удары молота в ушах, я выдавливаю из себя тихое «спасибо». Вряд ли Вяземский услышал меня, но, если учесть, что его взгляд все еще касается моих губ, думаю, он меня понял. По крайней мере, выражение его лица приобретает хоть какую-то осмысленность, и, мотнув головой пару раз, он уверенно тащит меня внутрь.
– О чем ты только думала? – едва подошвы моих туфель касаются паркета в приемной, гнев Демида обрушивается на меня. – Мало нам слухов о дохлых утках в озере, ты решила добавить сюда пару сенсаций в желтых газетенках о том, что наши работники с крыши бросаются? Не удивлюсь, если бы твою смерть связали с тем, что совесть замучила из-за утечки и урона экологии.
– Это единственное, что тебя волнует? – злобно парирую, пытаясь