Открытки от незнакомца. Имоджен Кларк
храниться также и мамины вещи, хотя ответ на этот вопрос мне давно известен. В детстве я без устали его задавала. Мне остро не хватало наших семейных фотографий, какой-нибудь старой сумки с сокровищами. Мои вопросы все сильнее сердили отца, поэтому с каждым разом мне требовалось все больше смелости, чтобы их задавать. Майкл качал головой с молчаливым предостережением, но это не могло меня остановить. Ответ, впрочем, всегда был одним и тем же: отец твердил, что там ничего нет, и я действительно не находила в доме никаких маминых вещей.
Я продолжаю изучать ярлыки. Вот «Налоговые декларации, 1990–1999», вот «Инструкции (к электроприборам)». Размер помещения трудно оценить из-за гор коробок, образующих внушительную стену. Я убираю одну, другую, появляется просвет, я пролезаю в дыру. Теперь я вижу беспорядочную груду коробок; здесь отец хранил, по-видимому, все, до чего мог дотянуться. Много коробок поменьше, в том числе обувных. Я вожу по ним пальцем, улыбаясь при виде изображений туфель. Все это хорошо мне знакомо, хотя я носила эту обувь более двадцати лет назад. Мое внимание привлекает коробка в углу. Она отличается от других: железная, серого цвета, в такие обычно складывают наличные деньги, и на ней нет этикетки. На одной из ручек осталась висеть потрепанная багажная бирка с буквой «Э».
Чувствую, как ускоряется мое сердцебиение. «Э». Энн? Так звали мою мать.
В этом темном углу толком не развернуться и даже не сесть на корточки, чтобы изучить коробку. Приходится кое-что переложить, чтобы образовалось место. Я ловлю себя на том, что прерывисто дышу от волнения, и велю себе успокоиться. В этой коробке может лежать что угодно, возможно, ее содержимое никак не связано с мамой.
Более-менее устроившись, я опускаюсь на колени. Крышка коробки покрыта густой пылью, хоть пиши пальцем свое имя. Ясно, что к коробке давно не прикасались. Она заперта на замок, от этого меня охватывает уныние. Неужели придется искать в других коробках ключ? Я уже готова нести ее вниз, чтобы попробовать отпереть там, но стоит мне взяться за ручку, как крышка сама собой открывается. Я задерживаю дыхание и, прежде чем заглянуть в коробку, долго успокаиваюсь.
Коробка заполнена только наполовину, и, в отличие от всего вокруг, ее содержимое аккуратным не назовешь: оно валяется как попало, вряд ли кто-то пытался аккуратно все разложить. Кажется, что в коробке лежит несколько десятков фотографий, но, приглядевшись, я испытываю разочарование: это всего лишь почтовые открытки. Выходит, внутри не мамины вещи.
Я беру наугад одну открытку, на ней лондонская телебашня. По качеству изображения видно, что открытка старая. Перевернув ее, я убеждаюсь, что она адресована нам с Майклом, на этот адрес. Снова разочарование: мама умерла до нашего переезда сюда, так что открытка не от нее. Прищурившись, я читаю короткий текст, набросанный косым отрывистым почерком:
«Милые мои детки, я люблю вас сильнее, чем вы можете представить. Пожалуйста, простите меня».
Это все. Подписи нет, ключом может служить