Сохрани мою речь навсегда… Стихотворения. Проза (сборник). Осип Мандельштам

      В разноголосице девического хора

      Все церкви нежные поют на голос свой,

      И в дугах каменных Успенского собора

      Мне брови чудятся, высокие, дугой.

      И с укрепленного архангелами вала

      Я город озирал на чудной высоте.

      В стенах акрополя печаль меня снедала

      По русском имени и русской красоте.

      Не диво ль дивное, что вертоград нам снится,

      Где реют голуби в горячей синеве,

      Что православные крюки поет черница:

      Успенье нежное – Флоренция в Москве.

      И пятиглавые московские соборы

      С их итальянскою и русскою душой

      Напоминают мне – явление Авроры,

      Но с русским именем и в шубке меховой.

      На розвальнях, уложенных соломой,

      Едва прикрытые рогожей роковой,

      От Воробьевых гор до церковки знакомой

      Мы ехали огромною Москвой.

      А в Угличе играют дети в бабки

      И пахнет хлеб, оставленный в печи.

      По улицам меня везут без шапки,

      И теплятся в часовне три свечи.

      Не три свечи горели, а три встречи –

      Одну из них сам Бог благословил,

      Четвертой не бывать, а Рим далече –

      И никогда он Рима не любил.

      Ныряли сани в черные ухабы,

      И возвращался с гульбища народ.

      Худые мужики и злые бабы

      Переминались у ворот.

      Сырая даль от птичьих стай чернела,

      И связанные руки затекли;

      Царевича везут, немеет страшно тело –

      И рыжую солому подожгли.

      О, этот воздух, смутой пьяный

      На черной площади Кремля!

      Качают шаткий «мир» смутьяны,

      Тревожно пахнут тополя.

      Соборов восковые лики,

      Колоколов дремучий лес,

      Как бы разбойник безъязыкий

      В стропилах каменных исчез.

      А в запечатанных соборах,

      Где и прохладно, и темно,

      Как в нежных глиняных амфорах,

      Играет русское вино.

      Успенский, дивно округленный,

      Весь удивленье райских дуг,

      И Благовещенский – зеленый,

      И, мнится, заворкует вдруг,

      Архангельский и Воскресенья

      Просвечивают, как ладонь, –

      Повсюду скрытое горенье,

      В кувшинах спрятанный огонь…

      Мне холодно. Прозрачная весна

      В зеленый пух Петрополь одевает,

      Но, как медуза, невская волна

      Мне отвращенье легкое внушает.

      По набережной северной реки

      Автомобилей мчатся светляки,

      Летят стрекозы и жуки стальные,

      Мерцают звезд булавки золотые,

      Но никакие звезды не убьют

      Морской